В блиндаже

Белый Налив
В блиндаже самосадом пахло
И горьковатой махоркой.
Гул снарядов едва доносился,
Без умОлку трещал телефон,
И в трубке кто-то кричал…

Командир взъерошенный,
Не спавший три ночи,
Тоже криком на крик отвечал.
А за ширмой, из простыни сшитой,
Стон, то тихо, то громко, стоял.

Врач Надежда комбату пыталась
О вновь прибывших доложить,
Но  майор не стал её слушать:
- Ты, Петровна сама, сама...
Мне б сейчас от штабистов отбиться!
Три атаки принять будет легче,
Чем из тыла один звонок!
Показать бы им кузькину тётку,
За кудыкину гору отправить –
Расхотелось бы нос совать,
И дела бы пошли на лад!
- Есть сама! – повернулась, прямая,
Гимнастёрку поправив слегка,
А комбат Степан улыбнулся:
«Ишь ты, русская стать какая!» -
И за трубку опять взялся.

- Я докладывал: к бою готовы, -
Закричал, - и снарядов полно,
Только силы живой подкиньте…
Ах, не можете – что же орать?!
Сам со штабом грузись в студебеккер,
И давай-ка сюда, твою мать!

И, услышав нелестное что-то,
Он с размаху трубку швырнул,
Из стакана чего-то выпил –
И за ширму, к другу, нырнул.

Воевали вместе с Петровым
С отступленья, с донских степей,
А теперь вот пуля шальная
Угодила ему в живот.
Покидает он друга Степана,
И бессилен помочь комбат.

Руку молча пожал Петрову,
И склонился: «Держись, браток,
За тебя мы такое устроим –
Будут помнить наших ребят!»

Он наверх из землянки вышел
Под берёзой единственной встал.
Где-то рядом ухнуло гулко…
«Миномёт… Наверно, по мне».

………………………………………………………

Дым рассеялся, все подбежали:
Там, где только комбат закурил,
Лишь воронка, совсем небольшая,
Да трухлявые корни лежат.

Сняли шапки и каски стянули –
Был от Бога Степан-комбат.
Мысль одна: «Зверь за это ответит,
И ни шагу не ступим назад».

«Кто заменит?» - «Да мне придётся, -
Брат Степанов глухо сказал,
Тот, что младше, что самый последний,
Из семейства, из четверых.

                8.5.14