Аннотация: В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету – в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников – цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней, так же, как и с репрессированными казаками: предписывая полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2009/10/Sigachev/
http://forum.kazakia.info/viewtopic.php?f=27&t=476
Ключевые слова: Казак, рассеяние, Дон, Кубань, Терек, Харбин, Шанхай, Пекин, Приморье, Алымов, Ачаир, Перелешин, Париж, Берлин, Польша, Бехтеев, Туроверов, Альникин, песни, станицы.
Среди русских рек Дон не самая большая река, но, пожалуй, ни одна из них, за исключением Волги, не была столь прославлена в летописях, в песнях, в легендах и сказаниях, как Дон. Издавна нежно и ласково величали её казаки «Тихим Доном», «Доном-Батюшкой», «Дон-Ивановичем», «Доном-богатырём». Река Дон была колыбелью казачества, их духовной опорой, кормилицей и поилицей. Дону казаки поверяют свои сокровенные, сердечные думы, радость и горе. Песни казаков исполнены красоты, силы, благородства и подчёркнутого ритма. Искусство хорового пения принадлежит, как известно, к наиболее древним видам народного творчества, его истоки уходят вглубь веков. В традиции хорового пения казаков - преимущественно без музыкального сопровождения, ибо использование музыкального сопровождения снижает интонационную выразительность мелодии. Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни.
Сила народной песни в отличие от других письменных памятников старины состоит в том, что песня не несёт в себе отпечатков иноземного влияния, в отличие, например, от летописей (как известно, многие летописцы были далеко небеспристрастны в своих «сказаниях»). Песни создавал сам народ, без заморской подсказки и без корысти. Во все времена народ пел своё, вкладывал в песню свою жизнь, свои чувства, надежды, горе и радость. Народная песня жила так, как жил и чувствовал её создатель – народ, во всём своём многообразии. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Издавна казачья песня являлась объектом самого пристального внимания исследователей, этнографов, фольклористов, писателей, поэтов-песенников, драматургов, лингвистов. Это объясняется, прежде всего, особенностями и богатством песенного духа, ревностно хранимого в среде казаков. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и их культурных связей невозможно. Оригинальный казачий стиль хорового пения отличен даже от южнорусской песнопевческой практики, в том числе и по образцу гармонизации. Даже в обиходных церковных хоровых напевах издавна господствовала европейская гармония, европеизированный стиль которой долгое время сковывал народное музыкальное творчество. Западноевропейская школа хорового пения с искусственной метрической ритмикой, сковывала распев с несимметричным, свободным песенным ритмом. Казачьи распевы не укладываются в жёсткое «прокрустово ложе» гармонических рамок квадратных периодов мелодий. Свободолюбивому казаку и в песне более любо ладовое своеобразие несимметричного ритма свободных казачьих напевов.
«В фольклоре народ сохраняет, сам того не осознавая, останки древних традиций, восходящих к предыстории, он выполняет функцию «подсознательной коллективной» памяти, содержание которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то ещё. Кто хочет понять свой народ до глубины корней, должен пристально присмотреться и прислушаться к его истокам – к песням, сказкам, к пословицам, поговоркам, к отдельным словам (в которых неискоренимо присутствуют коды народа). За словом всегда стоит глубинный смысл, многогранное значение, за буквальным смыслом – тайный смысл истории, культуры, религии народов и наций. И песни, что пелись нашими предками, должны мы бережно хранить и преумножать».
В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было много поэтов песенников. К настоящему времени уже немало издано поэтических антологий (антология от гр. anthologies, буквально - букет цветов), освещающих поэтическое творчество, как Восточной, так и Западной ветвей русской эмиграции. Вышли также сборники песен и стихов казачьей лирики. Из 200 тысяч белых эмигрантов Восточной ветви Зарубежья было около 60 поэтов. «Мне известно, - писал В. Перелешин, - около шестидесяти имён поэтов, как пользовавшихся широким признанием в дальневосточных центрах русского рассеяния – Харбине, Шанхае, Тяньцзине и Пекине, так и малоизвестных и оставшихся вовсе незамеченными». На долю Западной ветви белых эмигрантов Зарубежья – Берлина, Парижа, Праги, Белграда, Варшавы, Риги, Равеля, Софии, проходилось примерно столько же - около 200 тысяч человек. Из этого числа Западной ветви белых эмигрантов было 88 поэтов (включённые в антологию Ю. Иваска «На Западе», 1953). Уместно здесь напомнить, что была определённая доля эмигрантов (хоть и не столь значительная, точное их число не установлено), поселившихся в Южной Америке, в Аргентине, в Бразилии, в Чили, в Парагвае, на Филиппинах, в Австралии, в США. (По данным В. Крейда и О. Бакич - среди них было примерно 20 наиболее видных литераторов).
Что же в своде «Песен казачьего календаря» было такого, за что песни подлежали полному уничтожению, и должно было быть стёртым из памяти людей само упоминание о них. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество. Идеологи большевистской диктатуры во главе с Лениным и Троцким придавали слову «расказачивание» однозначный смысл - поголовное уничтожение (геноцид) казачества. Идеология мирового господства диктатуры пролетариата, включала в себя разжигание гражданских и мировых войн, программирование искусственного голода, кризисов и терроризма. Россия была выбрана в качестве плацдарма для развития «Мировой революции и Мирового господства». Идеи большевизма о «процветающем рае социализма и коммунизма» являлись всего лишь прикрытием истинного замысла мирового сообщества диктаторов-авантюристов. Казачество на подобный лукавый большевистский диктаторский обман «коммунистического рая» не прельстилась, и за это его было решено физически истребить, стереть с лица земли; предать казачество полному забвению. Из памяти людей задумано было искоренить само слово «казак», и всё, что с ним было неразрывно связано: казачьи песни, танцы, традиции, фольклор. Большевистская диктатура не останавливалась ни перед чем, для достижения своих человеконенавистнических целей в стремлении к мировому господству. Так ими были спланированы: геноцид цвета русской нации - казачества, истребление царской семьи вместе с их детьми, уничтожение интеллигенции и духовенства, развязывание гражданских войн, создание концентрационных лагерей по всему Северу России задолго до создания фашистских лагерей - Освенцима, Майданека, Бухенвальда и других известных «лагерей смерти». Была запущена адская машина истребления казачества во всех казачьих краях (Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Приморья и других 12 казачьих краёв). Чудовищная машина смерти работала многие годы после окончания гражданской войны, уже при советском режиме. Карательные акции были организованы сразу после Октябрьского переворота – силами «интернационалистов» (особенно латышей, мадьяр, китайцев, «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего населения казачьих областей.) Бронштейн - Троцкий писал: «Уничтожить, как таковое, расказачить казачество – вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаками, выселить в массовом порядке в другие области». Член Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд рапортовал в ЦК РКП (б): «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их массовое физическое истребление. Бесспорно принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически». Следует здесь особо отметить роль вождя революции, диктатора Ленина в массовом истреблении казачества. Ленин не только знал о происходящем геноциде казачества, но и лично участвовал в выработке человеконенавистнической политики большевистских властей по отношению к казакам. «Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу «поголовного истребления казаков»! ...Дзержинский писал Ленину 19 декабря 1919 г., указывая, что на тот момент в плену у большевиков содержалось около миллиона казаков. ...Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию на этом письме «Расстрелять всех - до единого!»
О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека писал бежавший на Запад палач из НКВД Орлов А. (настоящее имя – Лейба Лазаревич Фельбин): «Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч – отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть». Читаем по другому источнику о том, как поступали с казачьими семьями. «Сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без воды, печей, уборных. По 70-100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху обтянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток. Кошмарный ужас творился в вагонах: холод, голод, плач детей и матерей, самоубийства, болезни и смерть. Оставшихся в живых людей, выбросили в сибирской тайге, и заставили строить бараки и землянки. Дети, женщины, старики без одежды и питания падали и умирали – как мухи. Утром можно было видеть целыми семьями повесившихся на деревьях людей». Железнодорожный служащий, видевший в начале 30-х годов эшелоны депортированных казаков, свидетельствует: «Много раз из проходящих вагонов выбрасывали свёртки. Мы знали, что в них. В них были детские трупы. Мы разворачивали их, доставали записки, очень схожие по содержанию: «Ради Бога, предайте земле раба Божьего… И мы хоронили вдоль железнодорожного полотна этих рабов Божьих – грудных и годовалых. …А на их родине и на их крови вставали колхозы; в дом раскулаченных въезжали новые хозяева».
Голод 1932-1933 годов был искусственно организован, чтобы окончательно сломить сопротивление крестьян при коллективизации в казачьих хлебных житницах страны. «Голод и недоедание дали в руки кровавой власти новое и страшное оружие для её политической борьбы с неугодными слоями населения. …Казачье население Северного Кавказа обрекают на скорую и верную голодную смерть в тюрьмах, концентрационных лагерях, ссылках, во время долгих этапных путей. Так погибает лучшая часть крестьянства и казачества и глубже подрывается сельское хозяйство». «Район Беломорканала, берега Печоры, Игарки, Амура, Якутская тайга и тундра Крайнего Севера были усеяны костями казаков, гибнувших от тяжёлой работы, голода и цинги, от пуль и прикладов палачей-чекистов... Сегодня общее число истреблённых казаков по всей России насчитывается примерно около 10 миллионов человек. Об этом чудовищном геноциде казачества – ни слова не сказано в учебниках истории. Как это удавалось скрывать? Почему виновники этого геноцида не осуждены Международным трибуналом и не наказаны?.. Продолжением геноцида казаков 20-х – 30-х годов явилось их истребление после окончания Великой Отечественной войны, выданных Западными союзниками сталинскому режиму».
Возрождение современного казачества не мыслимо без детального расследования причин геноцида казачества и поимённое осуждение всех участников этого изуверства. Весь мир должен знать имена организаторов и исполнителей геноцида казаков. Эти имена должны быть прописаны в учебниках Российской истории и озвучены на судебных процессах мирового трибунала по геноциду казачества. Казачество было ненавистно международным лидерам своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства» и, «мировой революции». Идея тотального истребления казачества была задумана задолго до переворота в России в октябре 1917 года. Традиционная экономика казачества, основана на морально-нравственных нормах и ценностях, на уникальной демократии, на свободном труде, при котором главным капиталом является земля-кормилица, реки, озёра, леса и поля – что составляет основу жизни человека. Законы казаков хранились в их вековых обычаях, традициях, в морально-нравственных нормах и ценностях.
Сейчас заговорили о голодоморе на Дону, на Кубани, на Украине, но в учебниках об этом не говориться ни слова. Почему такое происходит при нынешней «демократической» власти в России. Сегодня зло, против которого боролись казаки – большевистская диктатура в России – низвергнута, но «демократы» не торопятся возвращать казакам экспроприированные у них большевиками земли. В чём причина такого парадоксального несоответствия?.. Сегодня на казачьих землях хозяйничают временщики. Банкиры скупили бывшие казачьи земли за бесценок и сдают их в аренду китайским и корейским предпринимателям, которые хищнически вырубают лесополосы для своего обогрева и проживания; приватизируются и скупаются за бесценок реки, озёра и пруды. Кому выгодна такая политика и замалчивание факта репрессий и геноцида казаков?
Теперь принято считать поэтов белогвардейского рассеяния первой волны эмиграции 1920 года – затонувшей песенной Атлантидой. Действительно, несмотря на изданные многочисленные поэтические альманахи, сборники стихов, публикации в многочисленных зарубежных журналах, - многое из песенного творчества казачества утрачено безвозвратно. Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует особо отметить творчество казаков рассеяния:
Алексей Ачаир - Организовал в Харбине «Содружество работников литературы, науки и искусства». Сочинял песни, издавал сборники стихов. Руководил большим хором школьников. В 1945 году был арестован и депортирован в СССР. Умер в пересыльной Уссурийской тюрьме от сердечного приступа;
Сергей Алымов - Поэт-песенник, ставший кумиром Харбиновской молодёжи;
Яков Аракин - Писал песни, романсы, пьесы; по словам В. Перелешина «Аракин умер от голода на крыльце чужого дома».
Арсений Несмелов - Поэт-песенник, его творчество вызывало интерес эмигрантских читателей в Европе и Америке. В августе был арестован и отправлен в СССР. Умер в пересыльной тюрьме.
Василий Обухов - Поэт-песенник, после входа в Маньчжурию советских войск, обухов был арестован, увезён из Харбина в СССР. Сидел в советских лагерях. Умер от рака. «Каждое стихотворение Василия Обухова - отражение его трудной, мучительной жизни, в которой настоящей радостью было творчество».
Валерий Перелешин - Поэт-песенник, из Харбина переехал в Пекин, автор 12 поэтических сборников.
Из Европейского и Латиноамериканского эмигрантского рассеяния следует особо отметить казаков песенников-поэтов:
Сергей Бехтеев - Предки С. Бехтеева владели хутором Галичья гора на высоком каменном берегу Дона. Поэт Сергей Бехтеев в ноябре 1920 года восходит с Креста на Крест. С борта парохода «Самара» стихотворением «Прости» он окончательно прощается с Родиной. Сергей Бехтеев особо отметил в своём творчестве мученический подвиг Святой Царской Семьи. Прожив в Сербии и во Франции 34 года, он оставил потомкам, как духовное завещание девять сборников своих стихов и песен, изданных за рубежом. В руках бывшего офицера Царской армии вместо шашки была кирка и лопата, а в горле комок слёз, и перед мысленным взором – картины утраченной России: маковки сельских церквушек да старый родительский дом. В 1927 году в Сербии появляется стихотворение, ставшее центральным в творчестве С. Бехтеева - «Грядущее»:
Гляжу спокойно в даль веков,
Без опасений и без страха –
И зрю Россию без оков
В державной шапке Мономаха.
В 1933 году в Москве богоборцами большевиками был взорван Храм Христа Спасителя, а в 1933 году в Ницце Сергей Бехтеев обратился со стихотворением к «Внукам»:
Пусть льётся смрадная река,
Грозя культуре потопленьем,
Я говорю через века
С грядущим новым поколеньем,
Оно оценит и поймёт,
Порыв мой пламенный и смелый,
И вслед за мною в бой пойдёт
За наши старые уделы.
Оно полюбит древний быт
Святой страдальческой России,
И снова храмы воскресит
Для православной Литургии.
Николая Туроверова - Один из самых значительных русских поэтов ХХ века, долгие годы его имя в СССР находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую горячо любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 их 73 лет жизни прожил во Франции и никогда не увидел родных его сердцу станиц. Поэтические строки Николая Туроверова отличаются напевностью, совершенством рифмы, точностью слов; строки его стихотворений буквально пронзают. Его стихотворения о коне, плывущем за кораблём с беженцами, среди которых находится его хозяин или стихи о матери не узнавшее своего сына после долгой разлуки – признаны классическими образцами в песенной поэзии русского зарубежья. Николай Туроверов был удивительным человеком, вдохновлявшим казаков рассеяния одним своим присутствием. Не случайно он стал организатором многочисленных русских зарубежных обществ. Николай Туроверов долгое время возглавлял Казачий Союз. Его творчество и сегодня, в непростое для России время, несёт заряд единения казачества. Творческую славу Туроверов познал ещё при жизни, нередко в рецензиях его песенников и стихотворных сборников о нём писали, как о «Баяне казачества». Его стихи и песни переписывались от руки и сборники его произведений мгновенно все скупались с прилавков книжных магазинов. Приведём стихотворения Туроверова, ставшие песнями:
«МАРТ» - Гони коня через овраги, // За самый дальний буерак. // Свищи, кричи в лихой отваге // О том, что ты Донской казак!..//
В степи туманы да бурьяны, // Последний грязный талый снег, // И рьяно правит ветер пьяный // Коней казачьих резвый бег.
«ПЕРЕКОП» - Нас было мало, слишком мало. // От вражьих толп темнела даль; // Но твёрдым блеском засверкала // Из ножен, вынутая сталь.
Кто ныне жребий смертный вынет, // Чей будет труп в снегу лежать? // Молись, молись о дальнем сыне // Перед святой иконой, мать!
О милом крае, о родимом // Звенела песня казака, // И гнал, и рвал над белым Крымом // Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи, // Свершай последний переход. // Нет, не один из нас заплачет, // Всходя на Крест – на пароход.
Когда с прощальным поцелуем // Освободим ремни подпруг, // И, злым предчувствием волнуем, // Заржёт печально верный друг.
Казак, родимый край покинул...// Невольно хочется рыдать... // Молись, молись о дальнем сыне // Перед святой иконой, мать...
«КАЗАК» - Ты такой ли, как и прежде, богомольный // В чужедальней басурманской стороне? // Так ли дышишь весело и вольно, // Как дышал когда-то на войне?
Не боишься голода и стужи, // Дружишь с нищетою золотой, // С каждым человеком дружишь, // Оказавшимся поблизости с тобой.
Отдаёшь последнюю рубаху, // Крест нательный даришь бедняку, // Не колеблясь, не жалея – смаху, // Как и подобает казаку.
Так ли ты пируешь до рассвета, // И в любви такой же озорной, // Ты казак и божеским заветом - // Награждён ты лирой золотой.
Николай Альникин (Борис Незлобин) - Совершенно удивительные, юношеские рифмованные грёзы – песенные мотыльки о Родине, грустные казачьи песни о станицах воспел на чужбине, донской казак Николай Альникин. Свою книгу «Казачьи думы – песни о Родине» он подарил, как «сувенир» для друзей и соратников, которые на чужбине не забыли Дона и его станиц, которые помнят грустные беженские лагеря и первые шаги в чужих краях. В своих стихах и песнях делится он своими воспоминаниями о берегах Дона и Кубани, о высотах Кавказских гор, о равнинах севера Таврии Крыма, о «сидении» в лагерях беженцев и проживании в закопченных бараках и землянках.
«ПЕСНЯ ПОКИНУТЫХ КАЗАЧЕК» - Ой, да ты подуй, подуй, ветер низовый; // Ты надуй, надуй тучу грозную. // Принеси на Дон с моря Чёрного // Из чужих сторон дорогих гостей.
Принеси ты их грозной тучею - // Казаков лихих на степной простор. // Забурлит волной тихий Дон седой, // И в последний бой смело выступит.
Сбросим цепи мы, цепи рабские, // Сгинет царство тьмы нечестивое.
Ты надуй скорей, ветер низовый. // С голубых морей тучу грозную.
«В ГРАХ КАВКАЗА» - Далёко позади остались степи Дона, // Родные хутора, станицы, курени... // Все сердцу близкие: старушки, дети, жёны, - // На произвол судьбы осталися одни.
Мы уходили с тайною надеждой вскоре // С победой возвратиться к милым очагам... // Но и Кубань, и Дон мы отдали врагам, // Чрез горы и леса мы добрались до моря.
Восстали против нас и люди, и природа: // Зелёные – навстречу, красные нам вслед; // Налево – горы, лес, дожди и непогода, // А справа море тысячи сулит нам бед...
Со всех сторон нам гибель угрожает... // Нам душно, как в тюрьме, в ущельях этих гор... // Далёко тихий Дон и он теперь не знает, // Какой выно-сит рок над нами приговор.
Нам душно здесь, в горах, нам тяжко на чужбине... // Душа на волю просится из этих гор; // Истосковались по степям мы, по равнине, // Где бесконечный вкруг тебя лежит простор...
Все наши помыслы о Родине далёкой; // Мечтаем мы во сне и наяву о ней; // Страдает без нея душа в тоске глубокой. // И грудь сжимается тоскливей и больней.
«МЫ НЕ ИЗМЕННИКИ РУСИ» - Мы не изменники Руси на нас клевещут: // Мы в жертву Родине отдали, что могли; // Любовью нежной к ней у нас сердца трепещут... // Но вот уходим мы теперь на край земли...
Чтоб пламенно любить её и там, родную, // Свободу обретём, коль счастье не нашли... // Её мы выстрадали здесь за Русь святую, // Уходим, пожелайте нам счастливого пути...
Оставшиеся братья также вскоре // За нами двинутся по нашим же сле-дам... // Ведь мир велик, в безбрежном мировом просторе // Найдется уголок пристанище всем нам!..
И всюду будем ждать заветного мгновенья, // Когда потребует к себе Отчизна нас. // На зов ея мы двинемся без замедленья... //Счастливый путь! Прощайте, братья! В добрый час!..
«КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН» - Загудели, зазвенели по церквам колокола, // Беспрерывно льются трели, ночь прошла. // Этот мощный, этот властный, но чужой, не русский звон, // Мне напомнил край прекрасный – тихий Дон.
Реют в воздухе, как птицы, звоны с раннего утра... // Вспоминаются ста-ницы, хутора. // Вспоминаются другие звоны, там, в родной земле... //Что-то с вами, дорогие, там – в Цимле?..
В этот праздник на чужбине, лишь одна смущает тень: // Как-то встре-тили вы ныне этот день? //Этой ночью, как бывало, вы стояли ль по цер-квам? // Что сегодня подсказало сердце вам?
С каждым годом в вашей жизни радость меньше и бледней... // Боже, дай моей Отчизне светлых дней! // Милость пусть войдёт Господня на родимую страну, - // Пусть легко вздохнут сегодня на Дону!..
«НЕНАГЛЯДНОЙ» - Расскажи, мой друг, хоть во сне ты мне, // Как живёшь одна ты в родной стране? // Дивной грёзою мне блесни сюда, // Путеводная ты моя звезда.
Ветерок чуть-чуть шелестит листву, - // Не твою ли здесь слышу я молву? // Облака вверху с яркой синевой // Всё рисует мне образ милый твой.
А года не ждут, - как стрела летят, - // Счастья нашего, видно, не хотят... // Всюду тьма царит непроглядная... // Появись, приснись, ненаглядная!..
Александр Донсков - Прославленный поэт-песенник. Картина второго казачьего Сполоха отразилась в общеказачьем гимне, написанном поэтом, полковником казачьих войск Александром Донсковым:
Полыхают пожаром казачьи станицы,
Ветер пепел несёт по родимым полям.
Есть за что нам с кровавой коммуною биться,
Есть, чем будет порадовать Родину нам...
В Харбине (Китай) эмигрантам жилось легко и привольно. Выходцы из России вспоминают Харбин с благодарностью. Это было лучшее место из всей эмиграции. Русский язык там был официально признанным и преподавания велись на русском языке. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалось не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был Русским университетским городом, в котором находилось землячества и общины, выходцев из российской империи – русских, поляков, латышей, грузин, армян, татар. С приходом в Маньчжурию Японцев в 1932 году, началось разорение русских и вытеснение их из Харбина.
Даже плохо обеспеченные литераторы в Харбине чувствовали себя лучше, чем в русских диаспорах Европы: можно было кормиться журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Парижские судьбы казаков рассеяния суровее, чем в Харбине. Борис Бета, переехав из Харбина во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Но с другой стороны, русской литературной жизни казачьей эмиграции рассеяния Востока менее повезло, нежели Западной казачьей диаспоре, поскольку Восточная ветвь творческой эмиграции была представлена самой себе. Парижские дореволюционные писатели-эмигранты не желали замечать провинцию, не следили за Харбиновской и Шанхайской литературной жизнью. Но всё-таки Михаил Осоргин в журнале «Феникс» писал в разделе Последние новости «На этот раз парижским «китам» придётся заметить китайских сородичей, и поздравить их с начинанием». В 1937 году в Париже был основан «толстый» литературный журнал – «Русские записки». Целью нового издания было наведение мостов между столицей Зарубежья - Францией и дальневосточной эмиграцией. Широкому развитию творческих отношений русского Китая и Европы воспрепятствовала начавшаяся глобальная война 1939 года. После войны, Европа лежала в руинах, казачья литература понесла невосполнимые потери в годы войны и в послевоенные годы, - писатели нередко находили пристанища в лагерях для перемещённых лиц. С Востока казачье рассеяние глядело на Запад с ожидаемым приятием и живым литературным интересом. Л. Ещин знакомил Харбин с Владимиром Маяковским. С. Алымов налаживал дружеские отношения с Игорем Северяниным. В. Перелешин называет Александра Блока своим учителем. Харбиновский популярный поэт Владимир Танин, бывший белый офицер из отряда Семёнова издал свои избранные произведения «Грустные песенки», которые пел весь Харбин в кинотеатрах, в бараках; с прибытием в Шанхай Вертинского в 1935 году песни Танина приобрели новое звучание.
В годы войны эмигрантская литература Балкан, Польши, Прибалтики, Франции – молчала. Закрылись газеты и журналы. Оставалось только два культурных центра эмиграции – США и Шанхая. Но Японская оккупация подошла близко к Шанхаю и разрушила экономику города. Началась полуголодная жизнь. В 1947 году с неизбежностью начался второй «китайский» исход русского рассеяния. Харбинско-Шанхайскому зарубежью суждено было пережить три исхода (из России, Харбина, Шанхая), два периода расселения (один – по Дальнему Востоку, другой – по всему миру). На долю казачьей эмиграции выпало по два-три, а то и по четыре эмиграции. Казаки уезжали в Южную Америку: в Бразилию, В Аргентину, в Чили, в Парагвай; уезжали русские Шанхайцы на Филиппинские острова, в Австралию, в США. О казаках-изгоях очень лаконично и чётко выразил своё видение в стихах Алексей Ачаир (признанный казачьей эмиграцией Иваном Калитой русской поэзии Китая):
Мы живали в суровой Неметчине,
Нам знаком и Алжир, и Сиам;
Мы ходили по дикой Туретчине
И по льдистым Небесным Горам.
Нам близки и Памир, и Америка,
И Багдад, и Лионский залив.
Наш казак у восточного берега
Упирался в Дежневский пролив.
Легче птиц и оленей проворнее,
Рассыпаясь по тысячам мест,
Доходил до границ Калифорнии
Одинокий казачий разъезд...
И теперь, когда чёрные веянья
Разметали в щепы корабли, -
Снова двинулись в страны рассеянья
Мы от милой чумазой земли...
На плантациях, фермах, на фабриках, -
Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, -
В Аргентинах, Канадах и Африках
Раздаётся казачая речь...
...В академиях, в школах, на улицах, -
Вспоминая Кавказ и Сибирь, -
Каждый Русский трепещет и хмурится,
Развевая печальную быль...
Не сломала судьба нас, не выгнула,
Хоть пригнула до самой земли.
И за то, что нас Родина выгнала, -
Мы по свету её разнесли.
Выводы:
Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Песня сохраняет тот первозданный душевный лад людей, когда она зарождалась. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и без учёта их культурных связей невозможно. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было немало поэтов песенников. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество, должно было быть стёрто с лица земли. Казачество было ненавистно лидерам большевистской диктатуры своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства», «мировой революции» и современной «управляемой глобализацией». Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует, прежде всего, отметить творчество казаков поэтов-песенников: Алексея Ачаира, Сергея Алымова, Якова Аракина, Валерия Перелешина, Арсения Несмелова. Из Европейского и Латиноамериканского зарубежья наиболее выдающимися песенниками признаны казачьи поэты: Сергей Бехтеев, Николай Туроверов, Николай Альникин, Александр Донсков. В настоящее время происходит возрождение казачества Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока, одновременно наблюдается возрождение казачьих песен, танцев, фольклора. Восстанавливается утраченный свод песен «Песни казачьего календаря».
Александр СИГАЧЁВ, член Союза писателей России (МГО СПР)