(триптих)
1. Февраль. Окно.
Встаю. Окно распахнуто в зарю.
Мне холодно. На смену январю
С его крутым и неуёмным нравом
Пришел февраль – слегка навеселе,
Но с добрыми посулами земле,
И мне, и птицам, и ветвям корявым.
Заря мутна, и ведомо едва,
Что вытряхнет февраль из рукава:
Он может всё… Но веришь почему-то,
Что даже если он впадает в раж,
То это не коварство, а кураж,
Безбашенность враля и баламута.
И я пишу на новеньком листе
Наперекор студёной маете
И этим тучам, рваным и косматым:
«Как сладко жить!» Но истина сия
Не «дольче вита» – радость бытия
С его звучаньем, светом, ароматом.
Ещё зима. Ещё меня знобит
От холодов, туманов и обид,
И боли: был удар жесток и меток.
Но голос жизни звонок и высок,
И сладок, будто благодатный сок,
Что скоро потечёт по венам веток.
2. Июнь. Гроза.
Когда в ночи бесчинствует гроза,
Душа – не против, и рассудок – за,
И – сласть для замороченного тела,
Что в лёгкие вливается озон,
Что мрак разрядом яростным пронзён,
Что ливень бьёт по кровле оголтело.
Постанывает мокнущий балкон,
И водосток гудит, как геликон,
И, разметав спокойствие ночное,
Природа куролесит и блажит,
И весело рокочет, что изжит
Диктат всесожигающего зноя.
…Стихия успокоится к утру,
И я лицо намокшее утру;
Уляжется сумятица лихая –
И я в письме подруге напишу:
«Не бойся, я жива!» – и задышу,
Потоки чистой свежести вдыхая.
В провинциальном и родном мирке,
От ключевых событий вдалеке
Мне сладко жить. А горькое и злое
Отброшено, как ящерицын хвост,
И новое уже пустилось в рост,
Подстёгнуто живительной грозою.
3. Октябрь. Костёр.
В костре осеннем вороша листву,
Ты говоришь: «Как долго я живу.
Какая скука – возраст ветерана.
Давно в архивы списана весна,
И жизнь однообразна и пресна».
А мы почти ровесницы. Как странно.
Мне сладко жить. Мне всё ещё дано
Вставать, в зарю распахивать окно
И ведать что угодно, кроме скуки:
Отраду путешествовать вдвоём,
В жару нырять в прохладный водоём
И на траве лежать, раскинув руки.
Мне сладко жить, покуда дух не стар
И жизнь готов воспринимать как дар,
Как выигрыш в небесной лотерее,
Не сокрушаясь о потере дней,
Когда деревья были зеленей,
И солнце ярче, и вода мокрее.
Горит-дымит осенний костерок.
Листы, набрав за лето солнца впрок,
Ещё на ветках вразнобой пестреют
И даже здесь – кто скажет, почему? –
Одни чадят и корчатся в дыму,
Другие отдают тепло и греют.