Видимо, пришла пора поговорить о двух поэтах, чье творчество для меня не просто очень значимо, но радость. Радость от встречи, которую не может даже омрачить мысль о том, что кто-то из них, из-за каких-то глупых цифирок, окажется вне конкурса. Повторюсь, но для меня самое ценное – это разговор с поэтом, а спортивная составляющая – лишь способ привлечь неравнодушного собеседника к разговору о стихах и поэтах. Ведь каждое стихотворение Мастера – это частица его самого, его мыслей и чувств. Давайте на несколько минут забудем о прогнозах, местах и шансах, поговорим о стихах.
ЮДОВСКИЙ Михаил, Франкенталь (Германия). "Она писала мне из Испании".
http://www.stihi.ru/avtor/myudovsky
Мне кажется, те стихотворения, которые показал на конкурсе Михаил, очень типичны для него. Я долго думал, какое определение мне дать этой подборки, выбирая между «роскошная», «богатая», «барственная», когда на память пришло, что был в нашей истории еще один поэт, стихи которого, при всей несхожести, тоже можно определить так. Кажется, Ваншенкин в своих воспоминаниях упоминал о таком же восприятии стихотворений Константина Симонова. Помните: «шандарахнем Абрау Дюрсо»(с)? Для офицера советской армии стихи и о войне, и о любви – были очень аристократичны, веяло от них духом гусарства. Нет, даже скорее, кавалергардства, так будет немного точнее. Даже использование нетипичных для дворянства слов обставлено с некоторой долей иронии, чуть ли не кокетства, автор произносит их, как будто слегка грассируя, с легкой иронией. И в то же время, как это не парадоксально, первое стихотворение подборки напоминает еще одного знакового автора, еще одно, на этот раз, прозаическое произведение – «Фиесту» Хемингуэя. Возможно, это мои внутренние, личные ассоциации, но неприкаянность лирического героя, потерянность и некоторая покорность тому, что происходит в его жизни, роднит его с героем «Фиесты». А, быть может, виной тому восприятие Испании, которое сформировано целым поколением писателей и поэтов: «откуда у парня испанская грусть"(с)?
Однако, перейдем от общего к частному, и рассмотрим это и два других стихотворения Михаила чуть подробнее.
Она писала мне из Испании
Сразу сделаю оговорку: стихотворение это, рассматривая в комплексе, требует прохождения по тонкой грани национального восприятия, и определенной деликатности в трактовке. Уже, на одном из наших конкурсов, в комментариях прозвучал вопрос: «автор в достаточной степени еврей, чтобы применять определенные слова и обороты?». Во избежание подобного вопроса отвечу сразу: ни разу не еврей, и связи – только дружеские. Однако трактовать берусь. Реверансы сделаны, приступим к стихотворению.
«Она писала мне из Испании – буквами, как бесенята, мелкими,
что скучает, купается в море, везет в подарок часы –
недорогие, но очень красивые, с необычными стрелками,
изящными и поджарыми, как андалузские псы.»
С первой строфы, даже с первой строчки Михаил покорил множеством намеков, которые потом «сыграют», «выстрелят» в стихотворении: «буквами, как бесенята, мелкими» - это не только «мелким бесом рассыпаться». Это еще и « в тихом омуте черти водятся». То, что начинается, как анекдот: «отправил любимую на курорт», должно закончится, по меньшей мере, печально – здесь и образ часов, которых, очевидно, влюбленные не наблюдают, а вот в разлуке – они тянутся и тянутся…почти как часы испанца же Дали. Образ стрелок этих часов, «поджарые, как андалузские псы», пока что выглядят только красивостью, но потерпи, внимательный читатель, этот образ в стихотворении не зря! Тут же, как бы вскользь, есть еще одно слово, на первый взгляд, необязательное: часы «недорогие»… Легкая грустная усмешка автора также еще получит свое развитие и продолжение.
«Она описывала деревья, многорукие, как менора
с апельсинами вместо свечек. Об испанцах – не очень к месту –
сообщала, что галантны, обращаются к ней «сеньора»,
удивляются, что одна, и зовут разделить сиесту.»
Менора. Здесь все на поверхности, продолжение намека на национальность героя? Как бы не так! Точнее, не только это. «…свет, который излучает менора, символизирует дух понимания и действия, который даруется человеку Богом…» , «Менора символизирует одновременно единство и многообразие человеческой природы: у всех нас общие истоки, мы все стремимся к общей цели, но идём к ней разными путями»… (с) Галантные испанцы, которые «зовут разделить сиесту», проходят в письме «не очень к месту», но как тревожно и грустно, должно быть герою стихотворения от этого, вскользь, признания!
«Признавалась вдруг, что поверила в жизнь иную
впервые и здесь, где ничто ни на что не похоже.
Я читал ее строчки, делая вид, что ревную,
удивленному воздуху корчил страшные рожи,
Ох уж эти «вдруг»! «поверила в жизнь иную» - не свет ли апельсиновых деревьев ( а менора еще и символизирует Древо Жизни) подвиг героиню к изменениям в личной жизни, а не только галантные испанцы? Или – это только оправдание? Но что же герой? Он… «делает вид, что ревнует», он
«…расправлялся с андалузцами одним ударом навахи,
доставал из бара бутылку риохи,
бормотал про себя: «Ах уж эти испанские махи...»,
добавляя зачем-то: «Ох уж эти еврейские лохи...».
И вот тут, я, читатель, начинаю подозревать, что не так все просто было в одиночном путешествии героини стихотворения, что героиня скучала, быть может, не только и не столько о своем любимом…да полно, о любимом ли?
Герой стихотворения не мчится к своей возлюбленной, а лишь «корчит рожи удивленному воздуху». Он не задыхается от любви и страсти, он печально противопоставляет: «испанские махи... еврейские лохи...».И вот здесь уже, национальность не играет совершенно никакой роли – хотя нет, играет: маха – это не только испанская горожанка, маха - женщина, главным смыслом жизни которой является любовь, обольстительная, темпераментная…И печальный, заранее обо всем знающий герой, который уверен что «все пройдет» и…ничего не предпринимающий. Бокал испанского вина, чтобы запить горечь – это, наверное, не совсем то, чтобы удержать ускользающее чувство и исчезающую любовь…
«Ее письма, меж тем, истончались, как влага
под субтропическим солнцем, читаясь кондово:
«Изумил Кадис... поразила Малага...
несравненна Севилья... хороша Кордова».
Кажется, эта строфа – проходная в стихотворении, необходимая, чтобы показать уходящее время, но, она также полна не совсем открытых образов: истончающиеся, как влага письма – это еще и рвущиеся связи, это еще и слезы, которые высыхают под солнцем, жарким, как новые влюбленности, горячим, как новые встречи. Кадис, Малага, Севилья, Кордова – это не только перечисление городов, это путь, уход, исход героини – дальше и дальше…
«Затем пришла бандероль. С часами. К часам прилагалась записка:
«Остаюсь в Испании. Весной расцветет миндаль.
Не грусти, я люблю тебя. Лишь отбрасывая то, что близко,
видишь даль».
И вот – плавное течение печальной истории ломается, в конце писем-многоточий ставится большая точка-бандероль. С часами, которые любимому не дарят, говорят, что это плохая примета. И ритм стихотворения рвется, меняется, как меняется ритм сердца. «Прости, любимый…» Любить можно и прошлое, печально, на расстоянии, как любят покинутую страну, как любят ушедших, продолжая жить, устремляясь в даль, которая покинутому остающемуся недоступна.
«Я пил кое-что покрепче. Вспоминал ее родинки – десятки родин
на теле. Говорил себе, что бессмысленно стоять на пути к
совершенству... По слухам она то ли вступила в монашеский орден,
то ли открыла на набережной бутик.»
Родинка-родина... Родное, близкое, потерянное. Замечательный образ, в тот же момент связанный именно с чувством ухода, исхода, потери Родины, интимного чувства, которое очень связано с национальностью на протяжении уже десятка веков. Это роднит народ израиля и с другим народом, который уже последние сто лет также рассеивается по миру, не забывая свой язык и сохраняя таинственные особенности души – вечное сожаление о уже потерянном, невозвратном. Но если русская душа способна на бурные и буйные проявления чувства, то автор стихотворения сохраняет национальные особенности – его печаль с горькой улыбкой, его сожаление – чуть иронично: возлюбленная то ли ушла в монастырь( читай - духовный путь), то ли открыла бутик(что совсем наоборот)... «И это пройдет…»
«Я сидел, у безморья ожидая шторма.
На ее часах, заблудившись меж точками и тире,
околевали стрелки – как собаки, лишенные корма,
умирают в собственной конуре.»
История заканчивается. Герой, не дождавшись у безморья погоды, выживший в любовном шторме, продолжает ждать чуда, предпочитая ничего не делать (в противовес героине, которая стремительно искала себя ли новую, новую ли страсть), смотрит на часы, те самые, которые лучше бы не наблюдать. И только точки и тире на циферблате, как знак СОС, как морзянка, отстукивают уже ставший привычный, уставший ритм сердца. И снова, в заключительный строках, маленькое печальное чудо: образ собаки(вспомните об псах из первой строки), которую позабыла хозяйка, которая, не в силах покинуть конуру, не в силах распрощаться с привычным, родным, умирает, но не рвется на свободу. Свободу от привязанности. Свободу от ушедшей любви. Скажете, так не бывает? Бывает. Привязь эта – сильнее любой цепи, и она не дает найти новый смысл жизни, новую хозяйку и новую любовь.
Что я хочу еще сказать. Возможно, сам Михаил, прочитав мою трактовку своего стихотворения, обнаружит что-то, о чем он только догадывался(а, может, и не догадывался). Работа Поэта, Мастера – помогать появится на свет чуду, Мастер – только помощник, отсекающий лишнее. Ремесленник может украшать созданное его руками, но не оживит это. Чудо, которое возникает от произведения искусства, это и есть стихотворение, прочее – только тексты; чудо порой удивляет своего создателя, недаром он так называется – приобщаясь к тому Создателю, который творит большие чудеса.
Теперь посмотрим второе стихотворение подборки Михаила. Это – стихотворение-настроение, стихотворение – образ, точнее, игра в парадокс, который, по сути, лишь две стороны одной монеты, светотень, две грани общего. Не вижу смысла разбирать его на отдельные строфы и строки – имеющий уши да услышит, остановлюсь лишь на некоторых деталях.
Образы перелетных птиц, для которых жизнь это небо, жизнь – это путешествие из одного мира в другой, от привычного – в жаркие страны, и слово «отпускаю», это значит, кто-то(что-то) птиц удерживало? Ветер, свободный, гуляющий по полям мака(сон, забвение) и лаванды(символ любви, красоты, а значит, привязанности). Вечер, опускающий голову «как усталый вол» - очень красивый, сильный образ, вой волка(на луну?), и волны – и ты всего лишь одна из тысяч волн, одинаковых, исчезающих; война – одна из многих … А, быть может, это не просто война , битва: со временем, самим собой, с жизнью? Заметили, что в этой строфе Михаил немного играет с читателем: война-волна, вой-вол – не только смысловая нагрузка в этом стихотворении, идет игра со звуком. Но – не в ущерб смыслу и связанности – ветер в маковых и лавандовых полях, это разве не волны во второй строфе? Так, из войн и тревожного волчьего воя в третьей – появляются черепа, из улова – невод…Но вот на этом, на неводе, я немного споткнулся. Неводы третьей и четвертой строфы – все же разные. Улов смерти выглядит достаточно логичным и со словом «сеть», и по моему скромному мнению, стихотворение можно слегка подправить, чтобы избежать некоторой путаницы. Также, немного спорным выглядит второе появление вечера. Вот он, вечер, упрямо нагнул голову, «как уставший вол» - это во второй строфе, и тут же, появляется в четвертой, уже в движении – «приходит»…То, что вечер, ночь, сон, смерть – из одного смыслового ряда, а вечность – из другого, продолжает пару образов и мнимых противоречий, но вот – осадок недосовершенности, возможности еще «поиграть» словами и образами остался…
Как истинный профессионал, Михаил поставил несколько спорное стихотворение посредине, оставив «на сладкое», более отточенное и пронзительное стихотворение третьим в своей подборке.
Здесь – та же игра в слова, смыслы, здесь – та же пронзительность, точные, зоркие наблюдения, но, кажется, отсечено уже все лишнее, весь груз, весь багаж. И что остается? Родина? Любовь? Вечность? Остается дом – дом на одного хозяина, который не тяжесть, который – крепость и дворец, но никого не завет герой в него. Только они едины, он и его дом, только они – «спутники» и «соратники». Только вот, что остается в конце? «Времена и места, как тоска и тоска, одинаковы», «за собой не оставив следа» - тот ли это итог, к которому стоит стремиться? Та ли это раковина, ракушка, дворец, крепость, чтобы после жизни – только «морская вода» - капля соли, слезинка на опустевшей скорлупе? Нужна ли такая броня, такая жизнь? Кто виноват в одиночестве, не герой ли?
«Улыбается преданно то, что давно уже продано». Умирать с такой мыслью, должно быть, легко, жить – невыносимо, неприютно. А душевная раковина все же много хуже оголенности чувств…
Очень печальное стихотворение, очень болезненное, одинокое…И эта печаль остается надолго после прочтения этой стихотворной подборки.
Во многом, поэтому, разговор о трех стихотворениях Ирины Ремизовой я поставил во вторую очередь – стихи Ирины бывают трагичны, в них все же вера в лучшее, грустинка соседствует со светлой улыбкой, с верой, что все будет хорошо, а это совсем не лишнее после прочитанных стихотворений Михаила.
РЕМИЗОВА Ирина, Кишинев (Молдова). "Милая бабинька".
http://www.stihi.ru/avtor/smaragda
Вот ведь как сложилось - третье стихотворение Михаила – про дом, про ощущение дома, про тепло, безопасность и защищенность человека в скорлупе его мира, и первое стихотворение подборки Ирины тоже, про эти ощущения. Только дом Ирины не скорлупа, не раковина. Она прочна, вещественна и осязаема – «звякает кочерга, бродит в печной золе...» Там, на земле и над землей – снега, холод и белизна небытия, здесь, внутри – тепло и уютно, «тянется теплый пар», и ходит веселый молодой Бог, похожий то ли на Пана, то ли на смешливого лесовика, одетого в мох и листья. Говорят, старые боги были такие – юные, смешливые…И мир был молодой и веселый. И что еще нужно, в этом мире? Наверное, чтобы никто не нарушал его границ, никто не приходил со злом и небрежностью, или просто равнодушием. И, оттого, складывается осознание, что сами герои не из этого, а из более жестокого, старого мира, и в этом, юном и незлобивом, они – беженцы. И, в отчаянной попытке сохранить, уберечь свой дом, свое счастье, очень настороженно относятся к гостям, даже званым: слишком хрупкое оно, счастье, слишком дорого достался дом. Но, и в этом кардинальное отличие от стихотворения Михаила, дом этот – на двоих. Но у путников, «что сейчас странствуют по земле», тоже есть свой шанс – на счастье, а, может, на покой…
Давайте посмотрим, чем удивила нас Ирина во втором стихотворении, «Милая бабинька».
Знаете, от этого стихотворения, при первом прочтении, у меня замерло дыхание… Во второй раз…ничего не изменилось, тот же комок, хотя уже нет речи о неожиданном повороте сюжета, все ожидаемо, но также очень щемящее. Кажется, приключения Кая и Герды уже столько раз описаны, столько раз переработаны, что новый, иной взгляд уже невозможен, но вот – еще один поворот сказки. Да полноте, старую ли сказку мы читаем, или Ирина сотворила новый миф? В нем мальчик Кай не потерял память, а вместе с ней и любовь, он любит, он страдает, он хочет вернуться. Не к Герде. К бабушке, «бабиньке», к самому дорогому человеку, который пытался заменить мать. И уход его не злая воля злого тролля, но кража Снежной королевой «окрестных детей», и дети покорно и зачарованно идут за ней , как другие, в Гаммельне, за миражом любви, за образом мамы…А после – тоскуют о тех, кого оставили, хотят и не могут вернуться. Вдруг появилась мысль: а ведь старая сказка чем-то похожа на древние мифы, где герой опускается в царство смерти за дорогим ему человеком, иногда при этом возвращая его. И тогда – потеря памяти Каем – не беда, награда, иначе – какие страдания у того, кто ушел, и не может вернуться…А если так… «Не было в ней твоего тепла – только покой, тишина и воздух», « Здесь хорошо ничего не ждать, только дышать с непривычки трудно», «Я у неё погощу чуть-чуть: льдинка – и сложится слово ВЕЧНОСТЬ. Жаль, позабылся обратный путь, ну да спрошу у кого из встречных». Если так, то очередное стихотворение сказочницы - Ирины, поднимается до мифа, до обобщения, оттуда и сила воздействия, и желание вернуться к этому стихотворению, почувствовать вновь его точные и важные подробности, делающие рассказанную историю живой, правдивой, правильной. Знаете, я уже не могу не вспоминать строки:
«И угораздило же – пропасть, не перемолвившись даже словом... Помню, метель разевала пасть, снежную сплёвывая полову, ветер хватался за молоток, в дверь колотил, угрожал бедламом... Кто-то меня завернул в платок, и показалось, что это мама.»…
Можно говорить еще долго, восхищаясь чудесными образами и метафорами: «Вот и приходит письмо к хвосту» - да, к хвосту селедки, на чешуе которой пишет Кай, но это еще и «хвост», окончание письма; да, он просит уверить Герду, что стал подмастерьем сапожника, и обязательно сошьет ей туфельки «бархатные, а скорей, из меха» - намек на старую сказку, где Герда шла за Каем босыми ногами по льду и снегу; тут и зеркала ледяного дворца – намек на зеркало старого тролля…Только это – детали, главное, на мой взгляд, то, что, подобно Евгению Шварцу, Ира сделала из старой сказки свою, новую, авторскую, с живыми, достоверными героями, и эта новая сказка не просто новый взгляд на старый сюжет, но новый миф, с общей, межкультурной универсальностью и архетипическими образами.
Давайте перечитаем это стихотворение , одно из лучших на Чемпионате, еще раз:
Милая бабинька, это я.
Финским ножом по треске солёной пишется весело – чешуя светится, щёлкая удивленно. И угораздило же – пропасть, не перемолвившись даже словом... Помню, метель разевала пасть, снежную сплёвывая полову, ветер хватался за молоток, в дверь колотил, угрожал бедламом... Кто-то меня завернул в платок, и показалось, что это мама. Молча, высокая, обняла – щёки кололись о платье в звёздах. Не было в ней твоего тепла – только покой, тишина и воздух.»,
Бабинька, знаешь, наш дом видать в посеребрённый бинокль нагрудный. Здесь хорошо ничего не ждать, только дышать с непривычки трудно. Слышно, как лемминги к сундукам гномьим идут из подснежной кельи... Мне бы прижаться к твоим рукам, пахнущим кухней и рукодельем, внюхаться в розовые кусты до перестукиваний височных...
Бабинька, здесь не растут цветы. Здесь и земли не бывает, впрочем.
Люди соврали – она не зла и не ворует детей окрестных, просто огромные зеркала застят ей солнечный свет небесный. Я у неё погощу чуть-чуть: льдинка – и сложится слово ВЕЧНОСТЬ. Жаль, позабылся обратный путь, ну да спрошу у кого из встречных.
Вот и приходит письмо к хвосту, кстати, и нож заскучал по ножнам.
Бабинька, милая, я приду – только прости меня, если можно.
P.S.
Герде скажи, что живу теперь в славном Слагельсе – удачный случай! Стал подмастерьем из подмастерьев у сапожника, самым лучшим. Не предаюсь никогда нытью, хоть и бывает мне не до смеха. Выучусь – туфельки ей сошью, бархатные, а скорей, из меха.
Третье стихотворение подборки – «Хронотопы».
Как и Михаил, Ирина мастер воздействия на читателя, и, как всякий профессионал, знает, что долго удерживать внимание аудитории на каком либо предмете, на каком-либо сильном чувстве нельзя – необходимо дать читателям, слушателям возможность выдохнуть. И такой веселый и озорной «выдох» после предыдущего, очень эмоционального стихотворения, Ирина делает в заключительном тексте подборки. Чудесное, улыбчивое стихотворение, полное забавных и точных оборотов: «в пещере смрадно и готично,а попросту дыра дырой». «не питая интереса к душеспасению тюрьмой»., «коллекционные принцессы», «верещащий тюк с уловом
прижав ногами к животу»,
«Откушав рыцарского мяса
и серный выпустив туман,
дракон летит служить Пегасом
фэнтэзиастам разных стран
остроугольный, как Европа,
он реет, распластав крыла,
и мечет яйца хронотопов
на целину добра и зла»
вот, не смог оборвать последние два катрена – уж очень образ яркий. Да, это шутка, баловство, озорная мальчишеская(девчоночья ?) усмешка, но кто сказал, что все стихи подборки должны быть гениальны и серьезны? Подборка – это структурно правильно построенный монолог, обращение к читателю. В нем должны быть взлеты и падения мысли, паузы, как раз для того, чтобы читатель мог подумать, погрустить, улыбнуться, в общем – быть вовлеченным в разговор с поэтом. Оба, Михаил и Ирина, чудо-мастера такого разговора. С ними не скучно, интересно, с ними хочется встречаться и общаться еще и еще. А это гланое - чтобы читатель вновь приходил к стихам поэтов. Поговорить…