I
1.
И я тянулся, как в храме, вздымая руки.
Но вместо шпиля ровнялся на стрелу Ахиллеса.
Ибо знаю, что стану упавшим,
Ибо боги лишь падают с неба,
На которое шпиль указует.
Ибо чуждо желать участь такую тому,
Кто тянется, по-исполински, не двигаясь с места.
Окунув глаза в темноту,
В ослеплении и в ожидании чуда.
Обращение вспять глаз, в ожидаемом видящих то же,
Не проходит даром. Один за другим
Крах узрев в слепоте, становится ясной на ощупь
Темнота стучащая в сердце.
И закатились глаза,
И провернулись обратно.
И двоится в глазах.
Я не вижу дальше своих слов.
Я не вправе желать навострённого слуха.
Я не в долге услышать речь обращённую
И могу лишь тянуться,
По-исполински,
Не двигаясь с места.
2.
Ветками сквозь плоть прорастает возраст,
Ссушивая желание и полные губы.
Мы больше не станем вместе с теми
Кого отчуждали от себя в зеркалах.
И либо доверимся лесистым неровностям
Нашего сердца,
Либо лес
Поглотит нас.
И гарпии пробороздят по лику
Когтями, выдравшими сотни глаз.
И голос молодости станет дряхлым криком.
3.
И сколько не вылепливай лиц –
Рассыпется гипс.
И всякий раз в горе падая ниц,
Печали стыдись.
Ты, выносящий свой труп из гробниц,
Да не пленит тебя сфинкс.
Узором, сложённым из смерти границ,
В волосы вставь кипарис
И в ветреном остепенении стоя,
Ощупывай контуры тела.
II
1.
В освещаемом зале три статуэтки стоят на столе.
Каждая схожа с другой,
Непохожа на две остальные.
Я смотрю на них в профиль,
В креслах теплится след.
Бес ворошится в золе
Я вовеки не стану смелей
Сильнее чем ныне,
И не всмотрюсь в их лица.
Мы встретимся здесь и там,
И не скоро на середине.
На этом конце и на другом
Слышишь ли здесь
Треск сикоморов
Над головой?
Узнаешь ли стрекот эриний?
2.
Среди тех, кто не вынесет свиста,
Будимого ветром -
Когда тот сотрясает мембраны листков -
Приносимого в щели
Между рамой и стеклами,
Среди них тех не будет
Кого можно найти,
Кого кто-либо ищет,
Кого кто-то решит, что искал, обнаружив его
Незнакомое мертвое тело.
Голосами судьбы поет ветер, поют сикоморы.
Не спеши огонь разводить, в холоде сидя,
Им научись подпевать
При разреженном свете
Дня, одолевшего гору
И уводящих с вершины
Уходящих заполдень стрелок.
III
1.
Мы когда-то ходили сквозь разведённое море,
Мы больше там не пройдём.
Одиноко взбирались на горы,
Начав вновь – упадём.
Я, лишённо щемящей тоски, прощаюсь с собой
Заминаюсь с пятки на пятку, сминаю лицо,
Улыбаюсь глазами, отвечаю au revoir,
И ухожу, словно больше не зная дороги домой.
Ни разведённые воды, ни даже крестовый поход
К одиноко-единому первому свету
Не работают боле. Ни боль вдохновлённых отцов,
Ни любовь их к единому не сработают боле.
Ни навивная тяга к земле, ни ангельский смех,
Глуповато шуршащий над ухом, не станут путём
Моих ищущих пальцев и ног
На перекрестьях дорог,
Где я руку подам тебе,
И ты вытянешь руку в ответ,
И мы, выручив тени, пойдём
По дороге, где мёртвые набросали костей,
Туда, где торгуют делами.
2.
Я вижу лучшие умы моего поколения,
Погрязшие в тлении духа и суете сует.
И мы выходим из под солнца и входим вновь.
Обращая наш взгляд и вытащив вновь
Его в его нелюбимые веки.
Смердящее тление
Любимых на веки
Течёт из под полы, где простилась любовь.
Дурные, беспокойные пальцы
К уступам клавиш, среди оставленных пастбищ
Тянут тонкие нити слов.
Я сверну себе шею, ты свернёшь себе шею,
Я обернусь на тебя, ты обернёшься вперёд
И упругость туловища вихрем ввернёт
Себя в прежнее место, но не время,
И так снова и снова, вновь и вновь.
Мы тлели под солнцем и в машинерии ночи
Кружились от «с» к «е» и от «с» к «т».
Мы прощаемся с собой,
И из желчно-вербных почек
Растут сгустки новых чёрных тел.