«ну и что», — говорит. «ну и что», — говорит потише.
«я сама так хотела, сама захотела, слышишь,
я все знаю, я все продумала, я готова», —
говорит все тише и плачет. и плачет снова.
«у меня в груди огражденья и турникеты,
для чужих — бахиллы, для самых чужих — советы
убираться подобру-поздорову. надо
увольнять охрану: ты здесь, и тебе здесь рады».
«ну и что?» — говорит. «ну и что мне с тобою делать?
ведь меня не то чтобы так, по косой задело —
мне полтела разворотило взрывной волною.
не смотри, я, может, плачу, но я не ною».
и кричит из дальней комнаты: «нет, но все же,
что такое ты мне шепнул, что теперь под кожей
ручейки то согревают, то остывают?»
и молчит. и ждет — ни мертвая, ни живая.
«хорошо», — говорит, — «я завтра приму решенье».
и тихонько ложится рядом, обняв колени.
засыпает тревожно. а он в потемневшем доме
до рассвета ее баюкает на ладони.
<май 2010>