Глава 6. О знакомстве с царским домом и заданье медведёвом
Вот уж Ваня у ворот
Царским стражникам орёт:
«Эй, привратники, живей
Отпирайте-ка мне дверь!»
Но привратники молчат
И не двигаясь стоят.
Ваня вспомнил про акцент:
«Ну, бистрее! Сьей момьент!
Это чтё ж, ядрён батьён!
Я ж не просто так Бурбон,
Я — Властитель Иоанн
Из далёкой Тарарам!»
И уловка удалась —
Стража к двери подалась,
Дружно дёрнули запор,
И Иван попал во двор.
Там он лошадь привязал
И по лестнице взбежал.
Тотчас на него лакеи
Да швейцары налетели,
Кланяются и бубнят —
Не понятно, что хотят.
Но один словчился всё же —
Снял с Ивана плащ дорожный,
А потом Иван в гостиной
Был усажен у камина.
Но недолго в ожиданье
Ваня ёрзал на диване,
Думая: «Какой удобный!
Вот бы нам в избу подобный…»
Царь, объятый любопытством,
Вскоре сам к нему явился
И вначале был суров:
«Здравствуй, витязь, кто таков?» —
«Я царь тоже — Иоанн
Из далёкой Тарарам». —
«Да, знакомое названье,
Слыхивал его я ране…» —
«Что известно всем оно,
Это, царь, не мудрено!
Прежде были времена,
Наша славилась страна
Красной рыбой, жемчугами
Да узорными коврами.
Мы открыто торговали
И нужды совсем не знали.
Но однажды супостаты
К нам отправили фрегаты,
Захотели нас пленить,
И пришлось их обхитрить.
Остров наш со всех сторон
Горной цепью окружён,
Был один лишь в ней проход…
Тут собрался весь народ
И со скал напротив входа
Своротили глыбу в воду.
И закрыла глыба вход,
Смыв волной враждебный флот.
Те ж враги, кто жив остался
И до родины добрался,
Рассказали тут и там:
Провалился Тарарам —
ВзорвавшИсь, ушёл ко дну,
Вызвав страшную волну.
Так войны мы избежали
И затворниками стали».
Как ни странно, но рассказу
Повелей поверил сразу,
Начал спрашивать с пристрастьем,
Есть ли в Тарараме счастье?
Много ль на полях родится
Хлопка, льна, овса, пшеницы?
Есть ли пастбища и скот?
Сколько леса? Пресных вод?
Велики ль запасы руд?
Как налоги там берут?
И так дальше в том же роде
О хозяйстве, о погоде
Говорили без конца.
Так минуло два часа.
Вдруг явился из дверей
Старый маленький лакей
И сказал без лишних слов:
«Батюшка, обед готов!»
Тут и Ваня, раз пришёл,
Тоже был введён за стол.
Во главе сел Повелей
С Генриеттою своей.
Ваня был усажен рядом,
А напротив (вот отрада!)
Рядом с мамой Генриеттой
Села дочка Самоцвета.
Дальше вкруг стола сидели
Пять прямых надменных фрейлин —
Нянечка и гувернантки,
А за ними по порядку:
Синеглаза, Восхитина,
Распрекраса, Горделина.
Все уселись, покрестились
И на яства напустились.
Ваня смотрит: чудеса!
Разбегаются глаза,
Ноздри запах блюд щекочет,
Ваня тоже кушать хочет!
Только как по этикету
ДОлжно кушать пищу эту?
Взять какую тут из вилок,
Чтобы не было ухмылок?
Но Иван не стал стесняться
(Раз уж есть, так наедаться!)
И, сказав, что в Тарараме
Кушать принято руками,
Ухватил свиную ножку
(Брызнув в нянечку немножко).
А царевна Синеглаза
Увидала это сразу
И, захлопавши в ладошки,
Тоже стала есть без ложки.
Гувернантки завздыхали,
Но ни слова не сказали.
А Иван, умяв свининку,
Съев один всю осетринку,
Все попробовав салаты
Да десерт из сладкой ваты,
Выпив морса чашек пять,
Стал застолье развлекать:
Рассказал, как в Тарараме
Кормят кошек комарами,
Как зарядами гороха
Ловят зверя овцеблоха,
Как сиропом серных вод
Лечат тех, кто много врёт.
Все тотчас же оживились
И вовсю развеселились.
А потом с весёлым смехом
Царь пошёл на встречу к грекам,
Генриетта — отдыхать,
А их дочери — играть.
Ну а Ваня — гость незваный —
Стал в игре их гость желанный.
И пошло у них веселье
(Несмотря на вздохи фрейлин):
Прятки, салки, чехарда,
Городки, крокет, лапта!
Лишь разбив четыре вазы,
Сёстры бросили проказы
И уселись отдыхать
Да в загадки поиграть.
«Ну, — сказал Иван, — царевны,
Слушайте вопрос мой первый.
Он простой: в сырой темнице
Красна девица томится,
А на улице коса.
Что же это за краса?»
И, хоть это и неловко,
Оказалось, что морковку,
Как растёт она — с ботвой,
Не видал из них никто.
«Ладно, кто же этот дед,
Что сидит в сто шуб одет?
Тот, кто деда раздевает,
Сразу слёзы проливает».
Но и тут всё та же штука:
Не видали сёстры лука,
Только в супе да в лазанье.
Вот пробелы в воспитанье!
Обещал Иван им сразу
Привезти к другому разу
Лук (обычный и порей),
Да морковь, да сельдерей,
Да редиску со свеклой,
Как растут — с травой, ботвой.
А потом ещё девицам
Загадал он про Жар-птицу,
Да про это, да про то,
Да затем сыграл в лото…
И лишь вечером домой
Возвратился наш герой.
Нужно здесь упомянуть,
Что на речку заглянуть
Наш герой забыл, конечно.
Зря его во тьме кромешной,
Не сходя ни шагу с места,
Прождала подруга детства.
***
Став внезапно гостем званым,
Игроком в лото желанным,
Каждый день стал молодец
Ездить в гости во дворец.
И опять у них с утра
Прятки, салки, чехарда,
И загадки, и лото
(Лишь лапты и городков
Нет, поскольку дочкам мать
Запретила в них играть).
А Иван в те дни царевной
Самоцветой Повелевной
Любовался всё украдкой
И горел как в лихорадке,
И смеялся, и шутил,
И акцент свой позабыл.
Но в глазах её напрасно
Он искал к себе участья.
Самоцвета веселилась,
Вместе с сёстрами резвилась,
И смеялась, и шутила,
Но в глазах её сквозила
Лишь холодная насмешка
(Я, мол, ферзь, а ты, мол, пешка).
Наконец Иван решился
И в любви ей объяснился,
Но гордячка Самоцвета
Увильнула от ответа:
«Чтоб любовь мне доказать,
Сможешь, витязь, ты достать
Медвежонка-альбиноса?
Чтобы белым был от носа
И до самых до когтей…
У кузины у моей
В Австрии в её зверинце
Белая живёт тигрица.
Слишком Фрида ей гордится,
Слишком много ей хвалится
(Нам открытки к дням рожденья
Шлёт с её изображеньем).
Вот бы Фриду проучить:
Мишку белого добыть!
И вольер-то есть просторный,
Жил в нём раньше козлик горный». —
«Для тебя я, Самоцвета,
Хоть на край поеду света!
Только где ж они на свете,
Эти белые медведи?» —
«Мне мой дядюшка из Праги
Говорил: ему варяги
Рассказали, там, где Север,
Вечный снег и страшный ветер
И трескучие морозы,
Там есть мишки-альбиносы».
Вроде молвила невинно,
Но взглянула-то ехидно.
«Ну уж нет, — решил Иван, —
Я дурить себя не дам.
Не оставишь меня с носом —
Я добуду альбиноса!»
Он поспешно распрощался
Да скорее прочь умчался,
И уж скоро был на речке
В том заветном их местечке.
Сел усталый на траве —
Нету мыслей в голове.
Вот уж вечер наступает…
«Эй, а кто же там шагает?
О, Прасковья! Как дела?
Хорошо, что ты пришла!» —
«Ой, Ивась! Ну где ж ты был?
Где все эти дни бродил?»
И герой наш ей поведал,
Как с царями он обедал,
Как их дочек развлекал,
Как от фрейлин убегал,
Как сегодня он решился
И в любви своей открылся,
Но плутовка Самоцвета
Рассмеялась лишь на это,
И теперь ей, кровь из носа,
Нужно мишку-альбиноса.
«Только где ж его добыть?
Иль простого побелить?» —
«Нет, белить, Вань, не пойдёт!
Помнишь Тишку? Бедный кот…» —
«Помню... Жалко животинку…
Паш, а может, ты картинку
Нарисуешь с альбиносом?
Мы потом Птенца попросим,
Оживит его он тут же.
И на Север уж не нужно». —
«Нет, за мишек не возьмусь,
Я ужасно их боюсь». —
«Нет? Ну ладно! Ты права,
Нужно здесь без волшебства.
Ведь за-ради Самоцветы
Я на край поеду света!
И на Север, честно слово,
Ехать сам уже готовый!
Жаль, что скоро уж страда —
Мать не пустит никуда.
Я вот зиму подожду
И тогда уже по льду
По речушке нашей прямо
Доберусь до океана.
Смастерю большие сани,
Клеть для мишки…» — «Хватит, Ваня!
Снова выдумал чудить!
Я согласна! Так и быть,
Нарисую я зверюгу —
Пусть сожрёт твою белугу!» —
«Нет, не надо мне зверюг.
Глянь: темнеет уж вокруг —
Надо ехать по домам.
Подвезти ли вас, мадам?»