1
Обтесались зубы вожака,
Опалили шкуру холода,
Прохудились серые бока,
Но внутри жила порода…
А когда-то, радость не тая,
Вел вожак отчаянную стаю
Отвоевывать бескрайние поля
В беспринципном бешеном бою.
У ручья зализывать рубцы
И оплакивать за стаю павших.
В братстве серых овдовевшие волчицы
Поминают всех навек отставших.
И невольно ежится мужик:
Поворачивай живей назад оглобли!
Прижимают лошади язык
И несутся прочь под своды кровли.
По весенним водам шла любовь —
Время выбирать свою волчицу
Заиграла в теле молодая кровь,
Догоняя вскачь свою жар-птицу.
По-щенячьи суку целовал,
Отдавая всё тепло и ласку,
И венец любви не увядал,
Обретала жизнь другие краски.
Разрумянилась цветами черемша,
К солнцу потянулись мошки.
Ощенилась сука — принесла
Семерых волчат в лукошке.
Потекла нестройная река,
В зелени листвы нашлась пещера.
Солнце проникало лишь едва,
Чертыхалась благовонно сера.
Как и подобает вожаку,
Обходил охотничьи угодья.
Выжидал и шел бесстрашно в драку
Напролом, через шипы и колья.
В честной схватке зверя побеждал,
Для волчицы лучшие объедки.
Лунной ночью братьев поминал —
Не вернувшихся и одичавших в клетке.
В чаще леса обитают псы,
И не знает волк врага коварней:
Нападают с хитростью лисы,
Убегают, если волк опасней.
Приручил хозяин диких псов,
Но осталось по лесам немало.
Много в той войне легло голов,
Многих кособокая украла.
Близ пещеры бегали щенки,
Беззаботно к матери ластились.
Волк-отец любил деньки,
Когда рядышком щенки резвились.
Каждый день в заботах о семье
Закалили волчью шкуру.
Лето сытое бродило по земле,
Разрушая в прах ночную стужу.
На восходе тронулись в поход
Закаленные в боях пираты.
Шли тропой, не прибавляя ход,
Зная точно все лесные карты.
Но томилось сердце вожака
И хотелось повернуться к дому.
Будто бы навек сказал «пока»
Всей семье, родному крову.
На охоте ускользала дичь,
Убегала лань в чащобу леса.
То слепила с поднебесья синь,
Скрыв от глаз оленье место.
К вечеру голодный, хмурый, злой
Шел тропой к заветному порогу
Прижаться мордой к суке молодой,
Обрести в семье свою опору.
Из вечерней мглы порхнула мышь,
Запах смерти щекотал сознанье.
Вой собачий оглашает тишь.
Волк сглотнул, срывая расстоянье.
Как калина красная легла
Волчья кровь — напилась свора.
Под покровом смерть пришла
Не спеша, открыв запоры.
В лунном свете волк стоял.
Преломляла ночь густые тени.
Вход в пещеру чернотой зиял,
Как пустые, нежилые сени.
Волк вошел в пещеру, зарычав.
На полу впотьмах лежит волчица.
Семь волчат лежат, к земле припав,
А из волчьих ран струя сочится.
Необузданная ярость и тоска
Вырвалась из волчьей пасти.
Волк зарычал и обнажил оскал,
Отдавая дань жестокой мести.
Душа искала горького забвенья,
Кровавый пир волками предрешен.
Зов предков требовал отмщенья.
Собачий вой волками уличен.
Вожак борзых, мохнатый псарь
Волков богатые угодья возлюбил.
Мгновенье уличив, напал на волчье царство,
Щенков волчиц мгновенно истребив.
Он ликовал: разрушены святыни,
Низложены заклятые враги,
И будут возвышаться на вершине
Собак священные вериги.
Не скрыть следов постыдного коварства,
Возмездья псам уже не избежать.
Лесной тропой бежало братство
Не умереть, а в битве побеждать.
Следы петляли, поднимаясь в горы,
Долиной шли, сквозь заросли травы,
Ключом зловонным, вдоль обнаженной поры,
Лесной тропой, под трескотню листвы.
Разверзся лес, след обрывая.
Текла речушка, омывая стан.
Собачья свора, волков не замечая,
Вкушала мирный, беззаботный сон.
Луна смотрела безучастно.
Вожак осел, спокойно выжидал.
Вода, стекая, билась многократно.
Волк зарычал: для стаи дан сигнал.
Месть! Прислушиваясь к звуку,
Невольно ежишься, страшнее только плеть.
Слово вибрирует и доставляет уху
С холодными поцелуем смерть.
Средь многозвучья радуги цветов
Месть как цветок увядший на могиле.
Под ним чернеет многозвучье слов.
Не знает равных месть по силе.
Рывок — и вот уже сочится кровь,
Уже попала на зубок аорта.
Рывок — и жертва вновь.
Глотает души серая когорта.
Перемешались псы в жестоком клинче,
Нокдаун валит с ног псаря.
Собаки припадают в разъяренном кличе.
Удар, удар — душа у алтаря.
Вот псы собрались полукругом
И силятся судьбу перехитрить,
Но кособокая их косит плугом,
Кривляясь, чернозубо рот щерит.
Вожак борзых скулит под градом.
Размашист волка правый апперкот.
Удар по челюсти — достойная награда,
Свинг — и повержен непреступный дот.
Сомкнулись зубы, мякоть разрывая,
Последний охрип, и вожак затих.
Завыли волки, в темноту взывая
Одним волкам понятный стих.
Опустошенный и едва живой,
Вожак повел к восходу стаю.
Остановились у подножья на постой,
Проспали день и двинулись по краю.
Смотрел на мир глазами безучастно.
Тупая боль, сердечная тоска.
Но волчье племя пало не напрасно:
Месть утолила жажду вожака.
2
Так незаметно минули года.
Не обойти дорогой тлена.
Мы попадаем в рабство плена,
Дряхлеет тело, остается лишь руда.
Заговорили с силой дерзкие сердца,
Младая сила к торжеству вела.
Рубили лес и возводили села,
Копали ямы в поисках сырца.
Волк отступал в дремучие леса,
В голодных схватках погибал,
Познал облав смертельный залп,
Стал чучелом, потехой палача.
Величия былого крах
Вожак всей сутью понимал.
Разруху нес, не созидал!
Вселяя в зверя только страх.
Оголодали волки, ходят по пятам.
Ночные тропы знают много тайн.
Опушкой леса, вдоль окраин
Бредут на запах ко дворам.
Всплеснет руками баба на базу:
Украло квочку серое жулье!
Загрызло свинку волчье воронье!
А у соседа увели козу.
Как не обозлиться в доме мужику!
Стерегут скотину, нарушая сон.
Разрывают плоть выстрелы, как гром.
Волк в предсмертных муках вертится ужом.
Пережили зиму, и пришла весна.
Не охоты ради, а забавы для…
Зарядили ружья и, кусты дробя,
Псов цепных пустили впереди себя.
Истощила племя долгая зима.
Источила кости, выела глаза.
Сладкие коренья, гибкая лоза,
Талая водица, расписной лиман.
Гомонили птицы, улетая вдаль, —
Добрые синицы, шустрые скворцы.
Семенят собаки в предвкушенье мзды.
Волки навострились, отогнав печаль.
Бой совсем неравный встреча им сулит.
Уже слышат волки заунывный лай.
Волк собрал на вече, слово говорит:
«Братство! Слышите вы гай?
Это псы цепные делят каравай
И ведут по следу в отчие места,
Видно, псы желают захватить леса?!
Вкупе с человеком жить и царствовать!»
Зарычали волки, обнажив клыки.
Слушали волчицы, глупые щенки.
«Скоро будет битва, уводи щенков.
Молодые воины отомстят потом.
Я уже не молод, послужу борьбе,
Братья! Уходите вы назло судьбе».
Зарычали волки: «Тоже остаюсь!
Я собак, приятель, тоже не боюсь.
Мы с тобой едины, дорогой вожак,
Молодость в борьбе яростных атак.
Пусть уже не в силе старое звено,
Но еще играет зелено вино».
«Так и порешим! — слово взял вожак. —
Старые приятели, отразим собак.
Молодые воины! Уходите прочь,
На закат спешите, белый день и ночь,
Что бы ни случилось, не сбавляйте шаг.
Отразим сегодня груз стальных атак.
В путь! Я слышу лай цепных собак.
Берегите стаю, куцых забияк».
Сполохом мелькали на опушке псы.
Встреча обещала битву впереди.
Улыбалось солнце и топило льды.
Ноздри щекотало от лесной росы.
«Оскалим зубы, братья волки!
Смерть кажет чернозубый рот,
Уже учуяли наш грот,
Кусты шевелятся на взгорке».
Секунда — много это или мало?
Пролетая, ты стремишься в небеса,
Но бывает, остаешься на века
В светлой памяти заветного крыла.
Оцепенели псы, завидев стаю.
«Скорей! Скорей!» — кричали голоса.
Следили за развязкой небеса,
Собаки заходились в злобном лае.
Еще есть время поквитаться,
Доносит эхо человечьи голоса.
Финал, последняя осталось полоса.
Вожак уже готов сорваться.
Секунда, пятятся назад собаки.
Рывок, смешались эхом голоса.
Летит на землю талая роса.
Сметают прутья в бесшабашной давке.
Стекает пена на собачий зоб,
Кровь первая сочится с раны.
Схлестнулись в поединке кланы,
Летят клочки сорвиголов.
Неравный бой, собаки в предвкушенье,
Налиты жизнью сытые бока,
Так почки налила осока.
Собаки ждут предсмертного паденья.
Хребты скрипят от скрежета зубов,
Вожак ломает вражеские спины.
Склоняют головы под жерло гильотины
Непримиримые враги густых лесов.
Бой принимает новый оборот,
Уже не радует собачья сила,
На поле брани братская могила
Тела собачьи непременно ждет.
Вожак истерзан, и саднят рубцы.
Охотники глядят на псов уныло.
Волк посмотрел на поднятое дуло,
Как смотрит зверь в глаза убийцы.
Секунда — оглушает тишина,
Секунда — палец у курка,
Секунда — вспышка у виска,
И меркнет неизбежно целина.