Венок сонетов.
Dance Macabre
Ночь проходит, туманное утро
Топит медленно мартовский лед,
Словно плакальщица над урной
Бесконечные слезы льет.
Март 2010.
I.
Покой. Часы застыли в тишине
Унылой мрачной надмогильной стелой.
У зеркала забытое кашне
Синеет шёлком. Каменные стены
Хранят от шума бренной суеты
Остывший прах, что был когда-то телом,
Наполненным душою, и мечты
Витали в мире. Но покрыта белым,
Как лунным снегом, пройденная жизнь.
Стикс переплыт, испиты воды Леты,
Душа снежинкой на ветру кружит,
Забыв людские козни и наветы.
А тело здесь – на бархате лежит,
Эмаль часов мерцает лунным светом.
II.
Эмаль часов мерцает лунным светом.
Закончились мытарства на земле.
Король и нищий, рыцари, поэты
Отмечены печатью на челе –
Печатью Смерти, жизненных итогов,
Грехов, безумств, побед и благих дел.
Душа и плоть расстались на пороге
Иных миров – у каждой свой удел.
Вновь возродится благодарным хлебом
Растенье в захороненном пшене
Под жаркими лучами солнца-Феба.
Но там, на дне, в подземной глубине
Не озаряют мрак осколки неба.
Дробится эхо в мутной вышине.
III.
Дробится эхо в мутной вышине,
Зенит отображается в Надире.
Лиловых туч дырявая шинель
Напоминает царскую порфиру.
Грохочет битва: сабли, пушки, смерть,
Копыта лошадей взрыхляют землю.
Потоки крови обагряют твердь,
Отцы погибли и рыдают семьи.
О, сколько ликов у Нее одной!
И ни один из них не даст ответа –
Будь то снаряды или меч стальной,
Удары молний в душный полдень лета.
Итог один – вот гроб и аналой,
Раскрыта книга Нового Завета.
IV.
Раскрыта книга Нового Завета,
Рыдает воск во пламени свечи.
Благоухают душные букеты
Лилей и роз в темнеющей ночи.
Они распространяют запах тленья,
Чернеют ленты траурных венков.
Цветы встречают день и час рожденья
И провожают жизнь во тьму веков.
Лилеи лепестки холодным бликом
Напоминают мертвенную сталь.
Глядит луна невозмутимым ликом
Посмертной маски, тусклая вуаль
Закрыла небо, слышно птичьи клики.
Чернеет крышка – сломанный рояль.
V.
Чернеет крышка – сломанный рояль
Сыграл в ночи последние аккорды,
Пронзающие душу, словно сталь.
Явилась Дама, огляделась гордо,
Остановила время на часах,
Исчезла тенью в дымке предрассветной,
Оставив в зеркалах безумный страх,
В букете запах скорби неприметный.
Так вышла на подлунные поля
С заточенным серпом седая Жница,
И Всадник вздыбил бледного коня.
Мир потускнел, умолкли в гнёздах птицы.
Остался прах от жаркого огня,
Где стол был яств – там высится гробница.
VI.
Где стол был яств – там высится гробница.
Хозяйки – меланхолия и скорбь
Стирают радость на поблекших лицах,
Спускается туман белесый с гор,
Плащом скрывая старое кладбище,
Замшелые кресты, гранитный склеп.
Меж обелисков хмурый ветер ищет
Давно остывший под луною след.
Вдали белеет тонкий мрачный профиль –
То гений, охраняющий печаль
Могильных плит, и эпитафий строфы
Высвечивают жизни магистраль –
Черта меж дат, портрет оттенка кофе…
Промчалась жизнь, как яростный февраль.
VII.
Промчалась жизнь, как яростный февраль
Задул в потёмках тусклый отсвет лампы,
И прочь умчался в сумрачную даль.
Хранятся в сердце тусклые эстампы
Прошедших дней, имен и сотен лиц.
Мгновенья обращаются в столетья.
Священник, дама, нищий пали ниц
Пред Всадником – герольдом лихолетья
В плаще истлевшем, конь его – скелет,
За ним плетется бесов вереница,
В руках блеснул предательский стилет,
Пылают в небе алые зарницы.
Седой Харон исчислил меру лет,
Из книги вырвал чистые страницы.
VIII.
Из книги вырвал чистые страницы
Неумолимый бдительный Сатурн.
Покойного везут на колеснице,
Под тихий плач развеян прах из урн.
Скелеты пляшут, бьются в поединке,
Безумие страстей – водоворот
Смертельной схватки. Блеклые травинки
Завяли у кладбищенских ворот.
Сова простерла крылья над могилой,
Приютом горделивого глупца.
Он рай обрёл иль в вечном мраке сгинул?
Какого удостоился венца?
Доска и крест под ливнями прогнили –
Там не написаны деянья мертвеца.
IX.
Там не написаны деянья мертвеца –
Затёрло Время эпитафий строки,
Черты когда-то милого лица.
Лишь на камнях трава сплетает кроки,
Рожденные в сиянии луны;
Среди огней туманного болота
Послышался далекий плач струны,
Так ветер убаюкивал кого-то
Под пледом из земли и старых плит –
За право жизни горькая расплата.
С небес взирает бледная Лилит,
Взошедшая на трон в лучах заката.
Под шепот нескончаемых молитв
Дошел дневник до пограничной даты.
Х.
Дошел дневник до пограничной даты,
Под каблуком сорвалось Время вниз.
Сверкнули в темноте глаза Гекаты –
Испуганная кошка на карниз
Запрыгнула, ища приют от ветра,
Метели разгулявшейся в ночи,
Ревущей диким, разъяренным вепрем,
Как демон из неведомых пучин.
В смертельной пляске рушатся пространства,
В ладонях тает Время, и пыльца
Сгоревших звезд кружит в потоке танца.
На небе загорелись три кольца
Тревожным знаком мук загробных странствий.
На лицах траур – дрогнули сердца.
XI.
На лицах траур – дрогнули сердца.
По небу мчатся темной эскадрильей
Плеяды туч. В созвездие Тельца
Стремится Солнце. Ангельские крылья
Простерлись до надмирной вышины.
Душа плывет в таинственном эфире,
Вкушая переливы тишины.
Сияющий алмазом и сапфиром,
Струится с неба дивный звездный свет,
Наполненный пьянящим ароматом.
Преодолев теченье многих лет
Рождается душа, как чистый атом
В мелодии божественных планет,
Под звоны погребального набата.
XII.
Под звоны погребального набата
Стекают листья мертвым янтарем
В последних красках тусклого заката
Клубится ладан перед алтарем
В старинном храме – каменные своды
Столетьями хранят мольбы живых,
Стенания, возвышенные оды,
И мерный шаг усталых часовых,
На страже пустоты соборной ночи –
Как два древнеегипетских жреца.
Под куполом звенит молитва «Отче…»
Гул голосов доносится с крыльца.
Лампады спят, темнеют Девы очи,
Испита чаша жизни до конца.
XIII.
Испита чаша жизни до конца –
Лучей поток, хрустальные глубины
И горний мир – обители Творца,
Межзвездные мосты сгибают спины.
Душа свободна, сбросив пелену
Обмана плоти, ложных ощущений –
Она была заложницей в плену
Круговорота перевоплощений.
Жива еще Волшебница Шалотт,
Играет арфа, плещется соната.
Галопом мчит к Джиневре Ланцелот,
В ее златые царские палаты.
Но опустел угрюмый Камелот –
Приходит время хмурого Таната.
XIV.
Приходит время хмурого Таната.
Огонь угас. Чуть теплится фитиль.
Пронесся шквал, разорваны канаты,
Разбилось судно. Полночь. Мертвый штиль.
Лишь Стикс играет черными волнами,
Застыл в камнях шакалоглавый бес.
На сумрачных полях мелькают снами
Усопших тени. Пламенных небес
Им не узреть. Лишь мрак и асфодели
Рассыпаны вдоль Леты, в глубине
Озер из слез, на шелковой постели,
Спокойствие и холод. В пелене
Покинуло свой круг блужданий тело.
Покой. Часы застыли в тишине.
XV. Магистрал.
Покой. Часы застыли в тишине,
Эмаль часов мерцает лунным светом.
Дробится эхо в мутной вышине.
Раскрыта книга Нового Завета.
Чернеет крышка – сломанный рояль.
Где стол был яств – там высится гробница.
Промчалась жизнь, как яростный февраль
Из книги вырвал чистые страницы –
Там не написаны деянья мертвеца.
Дневник дошел до пограничной даты.
На лицах траур. Дрогнули сердца.
Под звоны погребального набата
Испита чаша жизни до конца –
Приходит время хмурого Таната.
Ноябрь 2010 – июль 2011 гг.