Все ли мы делаем по своей собственной воле? Или ведет нас вперед некое провидение? А может жизнь запрограммирована астрологическими картами, прогнозами, сочетающимися и не сочетающимися созвездиями?
Однажды я подумал: "А почему бы не сходить в кино? Последний раз я посещал кинотеатр полтора года назад". Сказано - сделано. До начала сеанса оставалось минут пять, я прошел в полупустой зрительный зал и сел на свое место, удобно откинувшись в мягком современном кресле. Подумалось: "Эх, а какие кресла были раньше! Ни откинуть спинку, как в самолете, ни ячейки тебе для попкорна и кока-колы... Да и моды на попкорн не было. Люди приходили просто посмотреть кино, а не шуршать обертками и жевать жареную кукурузу".
Мужчина в соседнем кресле повернулся и, улыбнувшись, с любопытством посмотрел на меня:
- Да, вы совершенно правы: какой там попкорн! Меня отец один раз так отругал за шуршание фольгой от шоколадки, что я на всю жизнь запомнил, как нужно вести себя в кинотеатре.
Главный принцип общения с незнакомыми людьми - это внешняя доброжелательность. Я вопросительно и без ответной улыбки посмотрел на соседа, но был, мягко говоря, удивлен. Он прочитал мои мысли. Миллион фантастических версий мгновенно пронеслось в голове: от экстрасенса, до инопланетного контакта.
- Нет-нет, - опять улыбнулся незнакомец, - ни первое, ни второе. Не угадали.
Я взял себя в руки и посмотрел на него дружелюбно:
- Я думаю, что не зря решил сегодня сходить в кино.
- Ну, наверное, да, - ответил незнакомец, - фильм замечательный.
Я, не прекращая улыбаться, смотрел на него оценивающе и изучающе. Примерно моего возраста. Слегка полноватое лицо, в уголках глаз небольшие морщинки, а сами глаза живые и тоже улыбающиеся.
- Видите ли - только не пугайтесь, ради Бога - мы не случайно с вами здесь встретились. Вы ведь много раз мечтали о перемещении во времени?
Я насторожился. У меня возникло смутное беспокойство и подозрение, что могу стать предметом некоего розыгрыша или мошенничества.
- Нет-нет, - ответил незнакомец, - не волнуйтесь, это не розыгрыш и не мошенничество. Я отниму у вас всего несколько минут. Выслушайте меня, пожалуйста. Вам это будет интересно.
- Ну, разве что несколько минут, - промямлил я.
Пять минут прошли, но фильм почему-то не начинали.
- У вас есть возможность встретиться с самим собой из прошлого, с тем самым, которым вы были лет эдак ...дцать тому назад. Если захотите, конечно.
Прозвучало заманчиво, хотя в голове возник вопрос: "А нужно ли это мне?"
С другой стороны, даже если это, а скорей всего так оно и есть, розыгрыш - это приключение, о котором можно будет вспоминать.
- Заранее хочу предупредить, - продолжил собеседник, - что изменить свое прошлое вы не сможете, оно уже прожито вами. Ваш юный двойник живет в другой, параллельной реальности. Вот ему-то вы и дадите, при желании, несколько дельных советов. А можете и не давать - дело ваше.
Фильм почему-то все не начинался, и это казалось подтверждением того, что происходит что-то не совсем обычное, не похожее на розыгрыш, но я обязан был подстраховаться от возможного жульничества.
- Скажите, что я вам буду должен за приключение?
- Да, собственно говоря, ничего, - ответил собеседник. - Мы с вами были когда-то знакомы и мне приятно вас увидеть вновь. Кроме того, - замялся мужчина, - это я немного в долгу у вас.
Я во все глаза уставился на незнакомца. Я не узнавал его, ну никак не узнавал и постарался прояснить ситуацию:
- А вы из нашего мира или из параллельного?
Собеседник еще больше улыбнулся.
- Я не могу Вам этого говорить. Таковы правила. Но, возможно, вы меня когда-нибудь вспомните. Приходите завтра в 12 в кафе "Место встречи", он будет там.
- Он - это я?
- Да, он - это вы, но намного моложе. А сейчас я должен покинуть вас. Прощайте, - сказал незнакомец и, все так же улыбаясь, пристально посмотрел на меня. Что-то родственное показалось мне в этом взгляде, но что - я не успел понять. Свет в зале неожиданно погас, а на экране появилась реклама кока-колы.
***
Я сидел и ждал. Дверь в кафе открылась, и вошел некто до боли знакомый, настолько знакомый, что перехватило дух, а сердце забилось чаще. Это был я, но это был молодой, совсем юный я - худощавый, вихрастый, почти мальчишка. Юноша неуверенно осмотрел кафе. Его взгляд без колебаний остановился на мне. Смущенно улыбаясь, он направился к столику. Мгновенно просканировав его внешность, я предположил, что мне здесь лет 18-19. Я даже узнал свои слегка мешковатые джинсы и черный свитер. Он подошел и протянул руку.
- Ну, привет, - сказал я, также от души улыбаясь и протягивая свою. - Присаживайся.
Он присел. Мы смотрели друг на друга во все глаза, не отводя взгляда, изучая детали. Но я-то его уже знал, а он меня еще нет.
- Не верится, - выдохнул он, - что это возможно.
Я вдруг почувствовал необыкновенную нежность и любовь к этому парню. Я его знал как облупленного, знал также, что он хоть и очень наивен, но намного лучше меня сегодняшнего. Лучше и чище, хотя мои нынешние тараканы уже сидели зародышами в его юной черепушке.
Я не знал, что сказать, смотрел на него и улыбался, а сердце стучало под ребрами и работало в усиленном режиме.
- Ну как? - спросил я. - Похож?
Парень робел и продолжал усиленно меня рассматривать, а его лицо было таким же радостным, как и мое.
- Ты класно выглядишь, - удовлетворенно сказал он. - Я думал, что в эти годы буду уже лысым.
Я довольно ухмыльнулся:
- Ну теперь-то ты хоть знаешь, что доживешь до моего возраста. Можешь сказать себе: "Ай да я!"
Улыбка не сходила с его губ, а глаза продолжали обшаривать каждый миллиметр моего лица.
- А шрам под нижней губой откуда?
- Это старое... В Забайкалье пожар тушил, бревно горящее в лицо упало.
- Так я Забайкалье попаду? - с ужасом спросил он.
- Не дрейфь, ты там пробудешь всего полгода после академии.
Судя по расплывшейся улыбке, слова об академии парню понравились.
- Небось, думаешь, что я генерал? - съехидничал я.
- Ты мне расскажи что-нибудь, - попросил он.
- Успеется. Я не помню, я кофе пил тогда?
- Та ты все пил, - радостно ответил парень, и мы дружно рассмеялись.
- Маленький совет. Не пей все, что горит. А лучше, вообще старайся не пить. Вспомнишь мои слова. Помнишь, как вы с Войтовским в увольнении портвейн из горлА глушили в подворотне?
Собеседник смущенно хмыкнул. У него был очень сильный донбасский акцент, который у меня остался в прошлом вместе с ним. Я заказал два кофе.
- Ты куришь? - спросил я.
- Курю. А ты что, уже не помнишь?
- Нет, ну я, то есть ты, то есть мы год не курили.
- Так то ж в прошлом году было, когда с Бутенычем на коньяк поспорили.
"С Бутенычем... А Бутеныча уже лет пять как нет в живых..."
- Как мама с папой? - спросил он.
"Мама с папой... Отца нет уже три года... А мама..."
- Подожди, не спеши с вопросами, дай я хоть посмотрю на тебя, вспомню себя молодого, красивого.
- Ой, чи не красавец, - улыбнулся он.
Я продолжал любоваться.
- Так что с родителями? - в его глазах появилось беспокойство.
- Папа умер в 2011 году от цирроза печени. Предположительно в 2004-2005 годах врачи занесли гепатит С , когда брали кровь на анализ. Более точной информации нет. Если сможешь до того времени перевезти их куда-нибудь - подумай. Но будет ли это лучше, я не знаю.
Парень погрустнел.
- Ты надолго сюда?
- Та нет, мне ж даже не дали Москву посмотреть, сказали, что только с самим собой встретиться можно, а вернусь в тот же день, что и отправили. Обидно, что так мало. Наверное, столько интересного здесь в будущем. Слушай, расскажи мне обо всем! Это же будущее!
Я улыбнулся его юношеской нетерпеливости.
- Для кого будущее, а для кого и настоящее. Не гони лошадей. Всего я тебе все-равно не расскажу. Если ты все узнаешь, что за эти годы произошло в мире - у тебя крыша поедет.
- Та это не главное. Главное, что я вижу себя через 30 лет, вижу, что я жив, здоров, неплохо выгляжу и вроде неплохо живу. Так говоришь, до генерала мы не дотянули?
- Не. Только до подполковника. Мало?
- Сойдет.
Парень скользнул взглядом по обручалке.
- А...
- Не могу я тебе всего говорить. Нельзя все знать, а то что-то может не сбыться. Скажу только, что все нормально. У тебя будет дочь и внучка. Фотки показать?
- Конечно!!! - почти закричал он.
Я достал из сумки айпэд. Открыл. Он смотрел с явным любопытством.
- Слушай, а что это такое?
- Не поверишь... За эти годы столько понаизобретали... Это как Пушкину телевизор показать, так для тебя эта штука.
- Та ладно тебе, - обиделся он, - строишь из себя. Это что, телевизоры такие будут?
- Слушай, давай друг друга по имени называть, - внес я предложение, - а то как-то не так... Тыкаем друг другу...
- Та мне и тыкать-то как-то не ловко, хотя и понимаю, что ты - это я.
- Расслабься. Я - это действительно ты, а ты - это я.
Я хотел назвать его по имени, но осекся... Не знаю почему, но язык не повернулся самого себя называть по имени.
- Короче, смотри.
Я открыл папку с фотками и начал листать. Потом передал айпэд и показал, как переворачивать страницы.
- Клаасс! - восхищенно протянул он. - Кому расскажу - не поверят.
- Не поверят. Кстати, запомни: Рыбкин и Войтовский - дерьмо.
- Та ты что?
- Запомни: дерьмо. Всегда предадут. Хотя... Можешь дружить, но помни - ты им не нужен. И они тебе. Поймешь на четвертом курсе... Но то, что я сказал - не помешает. Им нужна квартира, где можно переодеваться в увольнении, хранить вещи и переночевать в случае чего. И все. Кстати, я их после выпуска ни разу не видел, хотя и предлагал по телефону встретиться.
Он задержал взгляд на фотографии дочки и внучки, сделанной мной в прошлом году. Долго-долго смотрел. Увеличивал и уменьшал фотку. Я молча сидел напротив и наблюдал за его волнением, лицом, мимикой, жестами. Это ведь был я. Я понимал, что он сейчас чувствует, и меня распирало от гордости за себя и из настоящего, и из прошлого.
- Нет, ну ты просто обязан сказать, на ком я женюсь. Понимаешь?
Я все понимал, но хотелось немного "поиздеваться".
- Не догадываешься? Знакомых черт не видишь?
- Лена? - неуверенно спросил он. - Ну да, конечно она, в сентябре к ней в Тынду собираюсь лететь.
Я хотел предупредить, что улетать оттуда он будет уже в заморозки, чтобы взял теплую одежду, но передумал. Ничего со мной не случилось. И с ним не случится.
- Ты скажи главное: я доволен жизнью? У нас с тобой все как надо?
Я посмотрел в его пытливые глаза и улыбнулся.
- Все, как надо, никогда не бывает. Много чего хотелось бы, чтобы было не так, но того, что прожито, уже не изменишь. Ошибок не исправишь. В нашей с тобой жизни не было глобальных ошибок - и это главное. Мы очень высоко не поднимались, но и не падали, всегда старались барахтаться и держаться на поверхности этой жизни и пока держимся. Я не хочу, чтобы ты шел другим путем, не моим. Больше люби родителей. Я их очень люблю, но ты люби больше. Они достойны этого. Как у тебя с Кормилицыным?
Кормилицын - наш командир роты в училище. Умер лет 15 назад от рака.
- Учит жизни. Все его боятся как огня, но любят... Да ты же помнишь... Лучшего ротного нет в училище.
- Помню... Как бы мне хотелось вернуться в прошлое, встретиться с ним и пообщаться... Папу хотелось бы увидеть... Кормилы нет уже... Лет 15... Ладно, проехали... Знаешь, чего я боюсь?
Он посмотрел на меня вопросительно.
- Нет... Глупости... Я ведь - твое будущее, значит у тебя ничего не может случиться непредвиденного. Так?
- Ну да...
- Значит, пусть будет все как есть.
Я вдруг осознал, что этот молодой голубоглазый парень наполнен оптимизмом и верой в жизнь, которая еще вся у него впереди. Он ничего не боится и верит, что будет жить вечно.
- Когда будешь тушить пожар в Улан-Удэ, не лезь мебель из штаба выносить. Она все равно в хлам будет. Знаешь, как хреново когда горящее бревно прямо в лицо? Можешь без глаза остаться. Понял?
Он улыбнулся.
- Понял. Может, еще где соломку подстелешь?
- Не езди на броне.
Он внимательно посмотрел мне в глаза:
- Главное - что я тебя вижу.
***
Яркой вспышкой зажегся свет и люди начали покидать зрительный зал. Я сидел, уставившись на полотно экрана, мучительно стараясь понять и осознать, что же все-таки произошло. Показалось, что стал жертвой грандиозной галлюцинации. Перед глазами почему-то стоял не мой юный двойник, а собеседник в кинотеатре. Компьютер в голове усиленно прокручивал мегабайты ячеек памяти, заполненных черт знает чем. Компьютер не справился. Я его так и не вспомнил. Остались лишь смутные предположения. Почему-то вспомнилось, как отец однажды в кинотеатре ругал меня за шуршание фольгой, когда я разворачивал шоколадку.