Детство, опалённое войной

Зинаида Торопчина
                Светлой памяти моей дорогой мамочки
                посвящаю.

              "Кто говорит, что на войне не страшно,
               Тот ничего не знает о войне".
                Юлия Друнина.

Ещё не стёрта память о войне,
Мы помним, как достался День Победы.
И вдруг опять земля в дыму, в огне,
И вновь  -  фашисты, снова  -  слёзы, беды,
Пожары, взрывы, смерть, страданья, страх  -
Всё, что когда-то в нашем детстве было.
Жесток и беспощаден к детям враг.
Всё помнит сердце, вновь оно заныло...


Я помню первый день войны.
С утра на пляже загорали
И были радости полны,
Плескались в речке и играли.

Так весело, светло вокруг!
Казалось, что всегда так  будет.
Идём счастливые, и вдруг  -
На площади толпятся люди.

"Случилось что?". -  "Война,  -  в ответ,  -
Вот сообщили из столицы".
Померк как будто белый свет,
И помрачнели сразу лица.

Серьёзным, строгим стал отец,
А мама утирала слёзы.
Всё, мирным дням теперь конец.
Как не сбылись вождей прогнозы!

Другим стал жизни всей уклад.
Продукты  -  только по талонам.
Повозок на дорогах ряд
И  -  эшелон за эшелоном.

Тем эшелонам нет конца.
С печалью смотрим вслед солдатам.
А вскоре -  проводы отца
На фронт  -  неведомо куда-то...

Всё ближе к нам войны волна,
Всё чаще и сильней обстрелы.
Успели мы познать сполна
Жестокость силы озверелой.

На окнах  -  полосы газет.
От дыма, гари запах едкий.
Стал чёрным, страшным белый свет.
Дни без бомбёжек стали редки.

Горит вокзал, дымят дома,
Повсюду ямы и завалы,
Гул самолётов, кутерьма,
И гонит страх людей в подвалы.

Свирепствует жестокий враг,
Ни днём, ни ночью нет покоя.
Теперь не жизнь, а  -  вечный страх.
За что же горе нам такое?!

Потом телег был караван.
Средь ночи и средь дня  -  налёты.
Мы прячемся в сухой бурьян,
Над нами кружат самолёты.

Самодовольно, без помех
Несутся в бреющем полёте,
Уничтожая всё и всех
В очередном таком налёте.

Как на ладони, были мы
Средь поля  -  страшно и опасно!
Спасенья нет от злой "чумы".
Молитвы, слёзы  -  всё напрасно!

Мы жмёмся к выжженной земле  -
Она от взрывов будто стонет.
Не видно света, всё во мгле:
Вокруг в дыму, в пыли всё тонет.

А поле  -  красное, в кровИ,
Убиты лошади и люди.
Кто жив ещё  -  пока живи,
Но долго ль  -  скоро видно будет.

Налёты, голод, жажда, страх
И  -  бесконечная дорога,
И не даёт проклятый враг
Нам отдохнуть хотя б немного.

Уму и сердцу вопреки
Творилось страшное на свете.
В чём провинились старики?!
И почему страдают дети?!..

Была страшна, как в жутком сне,
При переправе ночью Волга.
Та ночь казалась адом мне
И снилась по ночам так долго!

Кругом вода  -  черным черна,
По ней опасна переправа.
Горою за волной волна:
То слева взрыв, то где-то справа.

Куда ни глянь  -  вода везде,
Как туча  -  сверху самолёты.
Казалось, нет конца воде
И нет конца тому налёту.

Качает баржу на волнах,
Порой волною нас накроет.
И раздирает душу страх...
За что, за что же нам такое?!

Плач, крики, ржанье  -  всё слилось.
Была река бурлящей чашей.
В ту ночь прорваться  удалось
Средь многих только барже нашей...

Немало трудностей в пути
Нас ожидало и за Волгой.
Пески и горы впереди.
И нет конца дороге долгой.

Лошадки вверх идут с трудом,
Скрипит разбитая подвода.
За ними мы пешком бредём
С восхода солнца до захода.

Об камни ноги сбиты в кровь.
А солнце жжёт  -  уж нету мочи!
Упал, поплакал  -  в гору вновь.
И, как спасения, ждём ночи.

С горы совсем не легче путь.
Посмотришь вниз  -  какая бездна!
И не свернуть, не повернуть,
Кричать и плакать  -  бесполезно!

И не забуду я вовек,
Как, вожжи натянув, упрямо,
Смиряя лошадиный бег,
Неслась в повозке наша мама.

Запомнился с тех давних пор
Телеги скрип и грохотанье,
И мамочкин горящий взор,
Её тяжёлое дыханье.

А мы смотрели, чуть дыша,
За маму в страхе и тревоге.
Болела детская душа,
И лица наши были строги...

Потом пошли пески, пески.
В них вязнут лошади и люди.
От зноя давит кровь в виски.
И вот сижу я на верблюде.

Идёт он гордо, не спеша  -
Ну, настоящий царь пустыни!
Ему пустыня хороша,
Он полон спеси и гордыни.

Ему совсем не страшен зной,
Он голода не знает, жажды.
Ему пустыня  -  дом родной,
По ней бродил он не однажды.

Наш караван идёт вперёд:
Верблюды, лошади, телеги.
Недели тянутся, как год.
Мечтаем о дожде, о снеге.

Кусочек брынзы  -  вся еда,
А мысли  -  о борще и хлебе.
Но главное в мечтах  -  вода,
А нет ни облачка на небе.

Нещадно солнце тело жжёт,
Бьют ветра знойного заряды.
И каждый с нетерпеньем ждёт
Ночной живительной прохлады.

Как только выжили тогда?!
"Конец!"  -  казалось нам порою.
А тут случилась вдруг беда
С любимой младшею сестрою.

У непогасшего костра
Согреться ночью захотела.
Как факел, вспыхнула сестра,
Огонь обжёг лицо и тело.

Нас разбудил истошный крик:
Соседка наша закричала.
К сестрёнке бросились мы вмиг,
Она ж испуганно молчала.

Была кошмарной эта ночь.
В ожогах руки и у мамы.
Никто не в силах нам помочь,
И нечем обработать раны.

Теперь наш путь ещё трудней,
И всё сильней малышки муки.
И с каждым днём всё хуже ей,
Всё жалобнее стона звуки.

А тут пылища, зной какой!
И тряска  -  будто соль на раны.
Чтоб дать сестрёнке хоть покой,
Пришлось отстать от каравана.

Я не могу ту ночь забыть:
На время Люся замирала,
Потом просила слабо: "Пить"  -
И в страшных муках умирала.

От горя слёзы душу жгли.
Мы с ней простились на рассвете.
Смириться долго не могли,
Что Люси больше нет на свете.

Познав страдания, она
Со смертью встретилась так рано!
Навек оставила война
Её под небом Казахстана...

               Продолжение следует.