- Мама, на что похоже семечко одуванчика?
- На парашютик, - отвечает мама и плачет.
Опять плачет. Я уж спрашиваю так осторожно...
И в книжках написано про "парашютики". Мне надо было просто уточнить... Мама подтвердила, теперь надо её успокаивать. А потом подумать...
В книжках написано, что сначала цветы одуванчиков - как маленькие солнышки. Свет от них согревает озябшие за зиму глаза и души. А потом солнышки седеют...
Да, так написано в книжках! А книжкам я верю, и не спрашивайте, почему.
Представляю, как седеет Солнце. Чувствует, как холодеют лучи. А на концах лучей - поля людей, что умрут теперь от голода, гибнущие леса, темнота...
Ну да, Солнце может постареть. У мамы тоже морщинки - как лучики...
И устать Солнце тоже может. От усталости оно плачет одуванчиками - так мне кажется. Но - парашютики?
Отпустить свои поседевшие лучи куда попало... Я б так не смог. Там, на концах лучей - новые Солнца! Их нужно послать в полёт, к тем, кому нужно...
* * *
- Алло! Да, доктор, слушаю! Да, без изменений... Да, знаю, что нужно подождать... нет, не плачу... нет... Мелочи? В окно всё время смотрит, в одну точку. Это плохо? Да, доктор... конечно... спасибо...
* * *
Звездолёты - чушь. Мечты людей, которые пишут книжки, чтобы утешить себя...
Если бы Солнце устало, оно посылало бы свет и тепло, как последние стрелы. И они поразили бы, как стрелы Амура, тех, кому не хватает тепла и любви...
Вот на что похоже семечко одуванчика! На стрелу с белым оперением. Только стрела эта - пленная. Летела между мирами и застряла в одной из перегороок.
Меж мирами очень толстые перегородки. Наверняка гораздо толще стен меж, чем стены комнат, через которые слышно, как мама ходит, говорит с теми, кто есть и кого нет, плачет уже в голос, не так, как со мной, и... и...
А стрелка недолетела. Какая ж это тоска! Мне-то через перегородку мира видно, как там ждут это семечко, это солнечное послание...
Там хмурое небо, нависшие тучи. И скалы громоздятся одна на другую. Камень, сплошной камень. И пещера в скале, и каменное ложе... И волшебник, который спит и спит, потому что один на свете, и не для кого делать чудеса.
Ах, если бы вонзилась в трещину скалы у входа в пещеру стрела одуванчика! Они живучие - так написано в книжках... И однажды сквозь веки волшебника пробилось бы солнце. И он встал бы, и вышел - ВЫШЕЛ - из пещеры, и увидел золотое чудо. И тогда...
Нет, маму просить нельзя. О чём прошу, не поймёт, а не поняв, плакать будет обязательно. Или окно вымлет с обеих сторон - неосторожно и грубо... Что же делать?
А ведь он приходит ко мне во сне, этот волшебник. Печально смотрит. И молчит. А взглядом просит: помоги, ты ведь можешь! Эх, знал бы он...
* * *
- Доктор, Вы не заняты? Нет, ничего не случилсь, ну почти ничего... Просто всё время спит. Понимаете? Спит всё больше и больше! Не плачу... доктор, только скажите, это ухудшение? Да.... Да... понимаю... да... только ждать...
* * *
Небо нависало над скалами, грозя раздавить их вместе с пещерой и тем, кто хоронился в ней. Но никто уже не хоронился. В трещину возле пещеры били молнии, пытаясь перерубить прозрачный стебель чужого цветка - мохнатого, моргающего небу дерзкими золотыми ресницами, не желая закрываться. А пещерный выползень держался за стебель - или держал его - зажимая ладонями разрывы...
* * *
Наконец-то мы увиделись. Прости, волшебник,что долго пришлось ждать, пока пойму...
Ты и я - в разных мирах. Перегородка меж ними - сны. Ты спишь - бодрствую я, а ты видишь меня во сне. Значит, я могу сделать твои сны хорошими?.. Вот радость!
Но когда я сплю, ты приходишь таким печальным... Да, на меня смотреть невесело... Не поэтому? А почему? Я тебя плохо слышу? Для этого нужно разбить - что?
Пожалуйста, расскажи, не бойся, во мне больше сил, чем ты думаешь!
* * *
- Простите, доктор! Больше не буду кричать... Понимаю, что, наверное, кризис... Вы говорили, помню...
А вы точно знаете, что без таблеток лучше? Бьётся, нет сил смотреть!.. да устала я плакать... жду... Что? теперь только верить? Доктор, где Вы? Алло!
* * *
Горький сок чернел на пальцах. Пещерный выползень тёр глаза, чтобы не слипались веки, и слизывал его, чтобы выступила слюна и пересохший язык начал слушаться. Чтобы можно было сказать, и сказать как надо...
* * *
Как же стыдно! Как стыдно... Сам я не догадался, и ему пришлось сказать.
Я не стою на ногах только потому, что не верю в чудеса. Поэтому они как кисель. И только поэтому прилипшее к стеклу одуванчиковое семечко бьётся который день, не умея вырваться из капкана стенки между мирами! И нет просвета в тучах, и скалы не знают ш ёпота трав... А надо только встать, сделать два шага к окну, стукнуть по стеклу пальцем - легонько, чтобы стрела летела к цели...
Больно, да. Ну и что? Всегда больно, но это же не для меня... это... как же больно... Земля жжёт, оказывается, как по ней ходят люди? А, так и ходят, чтобы кому-то стало тепло... для кого-то расцвело солнышко... чтобы мама не плакала....
Алое. Какое же ты красивое, Солнце! В каждом пёрышке стрелы, которую отпускаю в полёт, твой розовый отблеск. И хрусталь на ресницах. И небо, облившее меня с головы до ног лазурью, отражается на кончике пальца, помогая тихонько стукнуть по стеклу - лети!
* * *
- Стоит у окна! Вы слышите, доктор, СТОИТ! Да! А говорит что? Вы плохо слышите? А! Что говорит... сейчас...
Говорит: "Не буди его, сейчас ему нужно поспать"... Я и правда разбудила Вас, доктор, простите! Всё равно виновата, не говорите ничего! Не плачу, я просто так Вам... Да, это потом. Я - Мы! - потом...
Спасибо Вам, доктор!
* * *
Пещерный выползень выпустил сросшийся стебель цвека. Тот закачался, с лохматого венчика на камни падали капли, летели косые лучи. То там, то тут они выхватывали из редеющего тумана огоньки эдельвейсов. Синие лоскуты неба застенчиво прикрывали ветшающие тучи.
- Это что ж я теперь, волшебник, что ли? - улыбнулся пещерный выползень, слизывая с почерневших ладоней кровь и горький сок. - Спасибо, малыш. Ты приходи ещё, как уснёшь, хорошо? Я-то теперь и наяву умею...
Радуга вставала над скалами, опираясь концами на ладони раскинутых рук волшебника.
* * *
Телефону врача было стыдно. Гроза не обрывала провод. Просто врач лёг спать и отключил аппарат, а потом забыл включить. Наверное, не умел верить в чудеса.
Очень редко, но это бывает к лучшему.