Клавдия

Александр Беляев 4
   Находясь   постоянно в  обретении  чего-то нового, доселе неизвестного, а командировочная жизнь  тому неизменно сопутствует, смею  обратить ваше внимание к  необычайному случаю, изложенному здесь самым натуральным  образом. Под чем и расписался тогда мой сосед, мореман  и невольный свидетель всему происшедшему под каждым своим  словом.
Проживая тогда не где-нибудь, а в апартаментах по улице Чайковской  не далее как в пятистах метрах от Невы, бурно кипящей не от нашего  мужского пьянства, а в силу весеннего полноводья, довелось услышать нечто поразительное. Братец ты мой,  то, о чем поведал  тогдашний собутыльник, до сих пор мерещится  мне несусветным казусом как нечто необыкновенное, к чему я невольно прикоснулся в бесконечных своих служебных вояжах.
Видит бог, напарник скорее  похожий на вечно увлеченного и утомленного в бесконечных куртизанских похождениях сожителя, чем на обычного с первого взгляда, ничем непримечательного мужика, послан был не для того, чтобы описывать на этих страницах очередное разбутыливание спиртного, а для изложения  весьма впечатляющей истории, в правдивости которой сомневаться не приходится и не в силу, употребленного количества  горячительного, сколько  в силу той умопомрачительной канве  доведенного до моих ушей  рассказа, с присущей русскому темпераменту диалектикой и сочными выражениями.
 Дядя моей супруги был замполитом, то бишь комиссаром на торговом судне в советское время, а это вам не хухры-мухры и все сопутствующее к этому положению прилагалось в виде законно оформленной подачки, в смысле соответствующего материального благополучия. Распространяться про быт на судне он не любил  в силу воздержанности своего характера, о чем покойная тетушка не раз и не два напоминала тому в виде оплеух и поцелуев со сковородкой. Но изредка от него  нет-нет, да и проскальзывала в разговоре сомнительная правда, в которую почему то мне тогда не верилось в силу собственной неискушенности в жизни.  В совершенстве доведенная до мельчайших деталей картина  моим  визави, плюс загадочные дядины полуоткровения и  легли злополучным образом в основу предлагаемого рассказа.
 Понятное дело, что все произошло на советском торговом  флоте.
Верка, сучка, не желая иметь на борту конкуренток и побаиваясь последних, особенно из молодых, все же с милой, но дьявольской улыбкой встретила помощницу, вновь прибывшую Клаву. Что до мужских оценок, обретшей явь и плоть на судне новоиспеченной сотрудницы, здесь было все и все по шикарному разряду. Это была нимфа, Венера, сошедшая с картины Рубенса, до того сладкосочная в своих прелестных формах и с таким завораживающим взглядом, убивающем мужиков наповал, что установить сейчас каким образом  эта художественная красота попала на судно, постоянно болтающимся в заморских водах как открытая консервная банка, не представляется возможным. А ведь в то время был строгий отбор кандидатов, желающих хоть на время улизнуть с советской территории, чтобы познать воочию  тот упадок буржуазного мира, что с полос газет и по телевидению ежедневно навешивался на уши густой лапшой населению.
Завидев Клавку и забыв напрочь о судоходстве и рейсе как таковом, капитан имел все мыслимые формы совокупленья с ней, до сих пор не возбраняющиеся  в любовной  среде двое суток. Утомившись от приваленного счастья кэп сладко заснул, глядя умиротворенно на потускневшую фотографию супруги, каждодневно старательно протираемой до того Веркой.  У, если б знать, что происходило в душе последней, какие страсти ее обуревали при триумфальном появлении несравненной Клавдии. Штурман пошел дальше по курсу, но не корабля, а в виде плотского удовлетворения, доставшемся ненароком как божественный подарок судьбы. Видя, что капитан в усталости временно слег, а старший помощник, мягко говоря был импотентом, давай охаживать Клаву по всей строгости штурманского начала на всех румбах, чтобы очевидно доказать  свою  бравую выучку. Клава, ничуть не смутившись от такого пыла в профессиональном подходе к своей персоне, имела наглость после этого нагишом,  т.е. в чем мать родила, заявиться в капитанскую  рубку.
Исследовав туманящим взором открывшиеся  необозримые морские дали, она с радостью и проникновенной нежностью  отдалась также и  рулевому, за что тот был несказанно рад и  поэтому судорожно позвонил тотчас своей жене, захлебываясь от переизбытка  чувств и ответственности, возложенной ему по должности на вахте.
Продолжение следует феерическое не только по быстроте происходящих событий, но и по тому эмоциональному, не путать с вагинальным, накалу страстей, сгустившимся  в атмосфере экипажа утлого суденышка, до того спокойно бороздящим привычным курсом в вечной морской болтанке. Верка, уязвленная до глубины души предательством корабельного сожителя в лице кэпа и видя творившуюся сексуальную вакханалию, пересилив  страх перед ожидаемой гневной расплатой за содеянное, все же настучала на Клавдию старпому со всей своей красноречивой живостью. Долго не раздумывая и тихо проклиная свою половую беспомощность, тот немедля помчался в радиорубку и доложил о массовом грехопадении на судне в мореходство. Там тихо ахнули, заскребли задумчиво у себя в мошонках, как это они могли такое пропустить мимо себя, сквозь  свои горнилы  и лупы (сходные по звучанию слова  неуместны товарищи), чтоб не заметить сразу проникшую на торговый флот заразу. Велев срочно пересадить неуемную амазонку на встречное судно, возвращающееся  к родным берегам и к бурным объятьям  изголодавшимся за время рейса супруг, невест, подруг и так далее, начальство, каждый тайно от остальных, стало подумывать, каким таким верным средством искоренить проникшее на флот отчаянное и неприкрытое ****ство. Был выбран молодой коллегиальный орган, состоящий из проверенных комсомольских работников на руководящих должностях. Старшие по возрасту товарищи дальновидно обособились от этого поручения.
Тем временем кэп, проснувшись от временного летаргического сна и узнав, что Клавы на судне больше не будет, в истовой ярости так наколотил старпому, что тот стал походить лицом на дозревший баклажан с венчиком из упавших, некогда гордо вьющихся волос. Верку долго не могли отыскать, непонятно куда пропавшей на таком ограниченном пространстве. Кое-кто подумывал уже о худшем, однако, когда Клаву с неприкрытым сожалением  в глазах передали  в другие  руки и кэп после этого страдальчески отходил от постигшего его чумового горя, Верка все-таки обнаружилась живехонькой, но с видом побитой кошки, лелея надежду внутри  вновь завоевать утраченное внимание патрона. Принявшие Клавдию руки другого борта оказались  не менее понятливыми  в сущности  познания и проникновения вовнутрь женской натуры. Сразу снизив ход, корабль еле поплелся до родной гавани, в пути получая с избытком удовольствие и неиссякаемую прелесть от свалившейся на него небывалой оказией. Хотели было вовсе остановиться ввиду поломки, но чрезвычайный штаб мореходства дал тут же по мозгам капитану и всем остальным членам экипажа, грозя немыслимыми карами по приходу. Судно нехотя встало к причалу.
Среди радостно ожидающих се прибытие виднелась группа внутренне решительно настроенных  к непростой встрече товарищей, готовых тут же предать суровыми мерами к суду и анафеме донельзя блудливую пассажирку. Взяв Клаву под белы рученьки и окружив  ее тесным кольцом так, чтобы та не могла и подумать о побеге, повезли  ее  в заранее выбранное  место, именуемое как представительский дом от мореходства. Дабы там с пристрастием и в тихом уединении, с нежелательным присутствием в таких случаях посторонних лиц, приступить к  исследованию заблудшей плоти, а затем к непременному осуждению этого феномена, имевшего скромное и податливое женское имя Клава. Прибывая к суду, но в пути явственно ощущая пытливые, потные и ненасытные ощупывания по всему своему горячему молодому телу, глаза у осуждаемой привычно заволокло томным раскаянием от предчувствия скорой расплаты за все совершенные ранее грехи. В продолжение следует сказать, что чутье жрицы любви Клаве не изменило. Приехав, комиссия тут же предложила ей пройти в душ для первичного смыва греха. В полупрозрачном пеньюаре, с бисером колдовской испарины на источающей  божественный свет  матовой белизне коже, бесстыжая с потупленным взглядом и блуждающей улыбкой предстала перед судом. Смотреть на это было невозможно.
В течении трех дней шло коллективное изгнание блудливого беса из Клавиного нутра с краткими передышками на выпивку и закуску. Неизвестно к какому результату в итоге пришло бы судейство, а только спохватившись своих мужей из-за длительного отсутствия в домашних пенатах, кое-кто, несмотря на уверения со службы, что они на ответственном задании, все же не настучал в органы, чувствую женским сердцем неладное. Накрыли с поличным, именуемым как групповой секс, всех участников судилища.
Затем состоялся настоящий советский, но закрытый суд. Комсомольские работники с треском вылетели из мореходства, но уцелели на свободе, благодаря не только многочисленному заступничеству со всех сторон, но в большей степени виртуозной работе адвокатов, сумевших всю вину мастерски переложить на Клаву, словно та, не что иное как тщательно замаскированная ведьма и шлюха, введшая в искус молодых людей. Сама же, теперь уж точно,подсудимая получила два года за занятие проституцией. Вот собственно и все.
Все упомянутые в рассказе лица мужского пола получили от общения с Клавдией неземное удовольствие, но кое-кто и пострадал при этом, оказавшись за роковой чертой торжествующей силы любви. На этом след прекрасной особы, неистощимой в своем сексуальном подвижничестве, теряется во времени. Впрочем, с таким набором прирожденных данных вряд ли наша героиня пропадет в жизни, наверняка слава о прелестной куртизанке где-то вновь обретет силу.