Бог велел – был Верлен.
Бог болел – был Бодлер.
Бах настал – бух любой.
Я в кострах, как Рембо.
Я с тобой день и ночь.
Я с тобой ночь и день –
как синяк, как ретушь, –
получилась тень.
Прочь, прочь, прочь!
Выматывайтесь, да бодрей!
Сперва потресканный Бодлер,
В губной помаде и с колен
встает напудренный Верлен.
Пошатываясь, как прибой,
обиженно уйдет Рембо.
Все выпил, выпер и орган,
исчез, как сахар, Иоганн –
его, наверно, все простят –
иди по стенке, Себастьян!
Нет Верлена, нет Бодлера, – вздох, –
нет Рембо и нету даже Баха.
Только есть
Бог
Бог
Бог.
И моя белая рубаха!