По тропе среди виноградников я бродил – и на спелые гроздья смотрел:
Как по капле собрали ягоды радость сладостных слез
В хрупкий округлый сосуд, похожий на глаз, что зрачка лишен.
Ну, а мы, дети Адама, не вбираем ли каждым глазом слезы своим
До того, как погружаемся в сон?
Виноградина лепится к виноградине, пока не составят гроздь...
А наши слезы текут – куда? – в потаенную глубь души.
Мы подобны комьям земли – или нет?
Да, на вспаханном поле комьям земли:
Знает ли ком, сколько в нем капель дождей и рос?
А мы – можем ли мы постичь меру собственных слез?
Что комья, что мы – этот настой, эту суть вобрать смогли.
Но ком останется комом, а живущему телу настанет конец:
Днем открыто, а ночью лепится к сердцу, как одинокий птенец.
И никогда эта боль не стихнет: до позвонков, что скроют земля и плита.
Но Йершалаим велик и вечен: в нем сердце мира, в нем Творец.
Вознесенье молитв и песен, и после всех давилен и войн крови людской река.
Напоим его и жажду его утолим – на все века:
Венценосный царь – и лунные люди с тфиллином на голове и на руке
Славят Имя, -- и Эйтам, скала одиноких, стоит вдалеке.