Бывает, в многолюдье торопясь,
Ты встретишься глазами с чьим то взглядом,
И сразу оступаешься, как в грязь,
как только, остановишься с ним рядом ...
Остановился, сумку положив:
(от удивленья, вы бы уронили)
"Ну, батя, получается ты жив,
так значит зря тебя похоронили."
(Что для меня то зыбкое - отец?
То, что сейчас, его наверно стою,
ведь родственные связи двух сердец
не сохранишь, оставив сиротою.)
Он мне сказал:" Ну что же, отойдем,
пусть прошлое послужит нам мерилом ..."
Выходим из толпы, и с ним идем
мы к вестибюлю станции, к перилам.
Остановился, нервно закурил,
нещадно мучая при этом зажигалку:
" Ты не поверишь, как себя корил ..."
" За что?" " За эту ветреную, Галку."
Наверно, было все, как у людей,
Жена, ребёнок, дом ... и нате здрасте,
Сказали б в старину - прелюбодей,
а в наше время - жертва страсти.
Ведь это не любовь, такой кошмар,
Ведь понимал, что этим все обрушу ...
И дальше по рукам, меняя шмар,
закладывая все, включая душу.
Куда же было, с этой, чернотой?
Ведь только воевать и научили ...
Вот так я и покончил с жизнью той,
и для начала, оказался в Чили.
Камбоджа, Йемен, Мозамбик, Синай,
Вояка, не бывает просто бывшим ...
Но лихом, ты меня, не поминай,
а лучше так, по прежнему - погибшим."
Мы замолчали, стоя у перил,
На полуслове оборвали фразу ...
И больше, он о том не говорил,
И я, о том, не спрашивал ни разу.
Похоже я, как он - анахорет,
И миримся мы с ересью тупою ...
Отец отбросил пачку сигарет
и вдаль ушел, смешавшийся с толпою.