Суетливая старость автобус сырой голосует.
Жмёт торжественно тормоз женатый мужчина таджик.
Ранний час пустоты, застудилась мелодия всуе,
партитура витрин на разводах асфальта дрожит.
Энергичная хлябь свысока рассекает пространство,
молоточки стучат, выбивая последний уют.
А в салоне тепло, подсыхает кожзама убранство
и неровности жизни не так уже грубо поют.
Пассажирка, таджик покоряются ржавчине тлена.
Но в четыре руки их мелодии рядом звучат:
семя чёрных подсолнухов лузгает он вдохновенно,
белых клавиш протезы за синей губою горчат.
Светофоры в тумане парят в непонятном порядке,
проступают дома, акварель размывает мигрень,
день еще не бежит по колдобинам луж без оглядки,
ночь за тучами тайно готовит яишницу-день.
Остановка пуста в тупике освещенной больницы.
Никого у театра и в мэрию мэр не пришёл.
Жизнь ещё впереди. Что положено, позже случится.
Пассажирка согрелась, уснула и ей хорошо.