Сознание сузилось до площади двора, вид из окна,
Где лужи и дождь исстрадались бессонницей.
Где груды железа стоят и молчат, так всегда,
А рябь пробегает по мокрому быстрою конницей.
В немногих проемах еще пробивается свет,
Без теплоты, так, наобум, чтобы не было темени.
И, если, прохожий случайный в эту пору пойдет,
То может остаться без телефона и денег, ударом по темени.
Кирпичное здание посередине двора,
Площадь которого четко граничит с сознанием.
Но все исчезает, становится внешним, и ерунда –
Точное слово тому, что за зданием.
Замкнутый контур, концлагерь, забытый причал,
Придуманный теми, кто был заселен добровольно.
И каждый, отчетливо зная, что надо сказать, молчал,
Обученный спать по командному «Вольно!».
Вот так день за днем. Огонь за стеной,
Хоть стоны негромкие, но неприличные,
Закусывать принято колбасой кровяной,
Согласно закону и просто обычаю.
Необычного мало и костью всегда,
Становится тот, кто не по росту.
Кто возжелал площадь двора
Подогнать под свое пространство и поступь.
Сознание сузилось, вид из окна,
Здесь люди и дождь страдают бессонницей.
А груды железа стоят и молчат,
И рябь пробегает по мокрому конницей.