Пишешь стихи
и, вроде бы, легче,
да где там. И рифма не лечит,
и время
даже не стоит того, чтоб о нём говорить.
Три слова сложить.
Всего-то каких-нибудь три простых слова
и, вроде бы - нате, вам! Вот вам свобода,
мысли мои,
чувства мои, немыслимые.
До дыр застиранные, до дыр повторённые,
замызганные, зашморганные,
грустные,
до дрожи грустные три обыденных слова.
Каждая буковка – махонькая, скромная, -
брызжет слезами: «Жалейте меня! Я – такая вся грустная
и непревзойдённо
эксклютривиальная в смысле своём!»
Вот тебе слово. Простое, искристое, новое.
Ну, полегчало?
Мысли забегали: «Беда! Караул! У нас новенький!»
Чувства оскалились: «Нас не убить новым словом!
Нервы! Нервы-то голенькие!»
Сидишь над бумагой, испуганно в словарях роешься:
как это выразить всё,
то, что в тебе копошится?
Шёпотом, в голос, криками
через тысячи ртов слова прошли, потускнели за время,
поникли.
Как мне ими, такими заляпанными, теперь пользоваться?
Как они могут сказать обо всём МОЁМ,
Таком перечувствованном, что так просится
в мир попасть?
Тут другая напасть:
чувства-то… мысли…
также штампованы смыслами
целыми цивилизациями,
эволюциями, адаптациями.
Сидишь над бумагой с буковками один на один:
если вокруг всё и всеми использовано,
что остаётся МОИМ?
17.07.2014