Из книги В этом сказачном мире

Игорь Козлов-Капитан
А устрою я пир!

 Эти мысли не взять ни петлёй, ни свинцом –
 Всё болят и болят, просто нет с ними сладу.
 А устрою я пир! Приглашу мертвецов,
 Угощенье накрою и рядышком сяду.

 И вот спросят они: «Как, мол, жизнь удалась?»
 Я скажу: «Потерял вашу Правду и Знамя,
 И Любовь, и Надежду, и Веру…» -
 «А власть?!» -
 «Власть всё та же, - скажу, - мы другой и не знали!»

 Улыбнутся они. Скажут: «То-то!» - они.
 Мне напомнят они про Каховку и Пресню.
 «Там вдали за рекой догорали огни…» -
 Запоют мертвецы свою давнюю песню.

 «Подпевай!» - Подпою. Пел ведь раньше с отцом.
 А умолкнем, скажу им: «Людьми правит злато!
 Молодые стоят – все на Запад лицом,
 Всё готовы продать за проклятый тот Запад!»

 Удивятся они. Не поверят они.
 Мне напомнят они про войну и блокаду
 И опять запоют про те давние дни,
 Как про самую-самую горькую правду.

 В этой правде и смерть, и любовь, и восторг…
 И тогда я скажу: «Разойтись по могилам!
 Мы вас всех хоронили лицом на Восток,
 Надо встать и помочь! Нам самим не по силам».

 Встрепенутся они. Закивают они.
 Разойдутся с суровой решимостью в лицах.
 И восстанут!
 И встанут!!
 Напротив родни –
 Чтоб глазами – в глаза,
 А глазницей – в глазницу!

 И секунда потянется, будто века,
 И минута умножится на бесконечность,
 И растянется миг на три долгих глотка:
 Человек,
 Человечество,
 И человечность!

 И раскаются все – так как всякий неправ!
 И кто в Бога не верил – уверует твёрдо!
 Кто на Запад смотрел – тот увидит свой прах!
 Остальные – восстанут живыми из мёрвых!

 И никто никогда не захочет грешить,
 Душу высветят неугасимой лампадой…
 Так чего же я жду? Надо к мёртвым спешить!
 Вот как мысли болят, просто нет с ними сладу…


Раз назначили - надо!

 Я не думал о ранге,
 А пришло, как награда:
 «Что же, ангел, так ангел!
 Раз назначили – надо!»

 Так вот жил и не чаял,
 И не думал про это:
 «Два крыла за плечами
 Будут белого цвета…

 Два крыла за плечами…
 Буду вестником чуда…»
 - Будешь ангел печали!
 - Как прикажете… буду…

 - Сможешь?
 - Да! Я – кручёный,
 Мог ведь сгинуть, а выжил…
 Мне не важно, что чёрный,
 Хорошо, что не рыжий!

 Чёрный ангел отныне
 Будет вестник печали.
 Жаль, не знают родные,
 Люди не замечают –

 Облака, а под ними
 Я являю надёжность!
 «Что ж, ребята, поднимем –
 За вступленье на должность!»


Парашют

 Мне тёплый ветер обдувал лицо,
 Я думал о свободе и парил.
 «Считай до ста и дёргай за кольцо!» -
 Мне час назад инструктор говорил.

 Итак, я падал и считал до ста.
 Я видел лес, и просеку в лесу,
 И стадион, и платные места,
 И белый круг, очерченный внизу.

 Не новичок, я прыгал много раз,
 И постоянно приземлялся в круг –
 В круг абсолютно равнодушных глаз,
 В круг абсолютно равнодушных рук.

 У тех, внизу, святая правота –
 Смотреть и, не волнуясь ни о ком,
 Считать, как им подсказано, до ста
 И знать, что – а потом… А что потом?

 Вот захочу и приземлюсь в лесу,
 И опущусь на лоно мятных трав,
 И пусть они волнуются внизу
 И смотрят, кверху головы задрав.

 Нет, не сверну с обычного пути,
 А приземлюсь, как прежде, точно в круг,
 Но я рвану кольцо на «сто пяти»,
 Чтоб каждый бвздрогнул мысленно: а вдруг?!

 Нет, я нарушу правила игры!
 Я их расшевелю в конце концов –
 Пусть закричат, ну, а до той поры
 Я ни за что не дёрну за кольцо!

 Они меня не знают – кто я им?
 Лишь одуванчик, сорванный с небес.
 Я их взорву мгновением одним
 До чувств и до бесчувствия, до без…

 И вот он, вот! Я вижу бледный лик,
 И страх, и боль, и крик, лицо – в лицо!
 Я всех благодарю за этот миг…
 Сейчас, сейчас… я дёрну за кольцо…


Два зловещих мертвеца

 В небе звёздочки померкли –
 Тучи. Ветер, как нождак.
 Ты сказала: «Надо в церкви
 Схорониться от дождя».

 «То не церковь, это – башня,
 Там могила двух бродяг…»
 Ты сказала: «Мне не страшно!» -
 «Схоронимся, коли так».

 Мы с тобой промокли оба
 И продрогли, как птенцы,
 И уснули…
 А из гроба
 Ночью вышли мертвецы.

 Может, мы разбередили
 Чью-то память невзначай?
 Разбудили, может, или
 Им не спится по ночам?

 Может, смерть кого искала
 И нашла случайно нас?..
 И смотрели два оскала
 С чем-то чёрным вместо глаз.

 Первый, головой качая,
 Вслух промолвил о своём:
 - Ну?! Убьём иль обвенчаем?
 - Обвенчаем и убьём!

 Первый, с меткой ножевою,
 Запалив холодный свет:
 - Хочешь быть его женою?
 Ты во сне сказала:
 - Нет!

 И второй, видать, простужен –
 Будто булькнула вода:
 - Хочешь быть ей верным мужем?
 Я во сне ответил:
 - Да!

 И задумалися оба, -
 Это дело без конца.
 И ушли назад до гроба
 Два зловещих мертвеца.

 …Сколько лет прошло?
 Ночами
 Мне бывает не до сна:
 - Почему не обвенчали
 Нас тогда, скажи, жена?!

 Ведь любили мы? Любили?
 Ведь любили или нет?!
 - Почему нас не убили? -
 Тихо вторишь мне в ответ…


Я опять про море

 Я опять про море... Море - люди
 На одной дрейфующей посуде.
 Если люди без душевной мути,
 Значит, море - доброе, по сути.

 Я опять про море... Море - сутки
 Пахоты без сна и передышки,
 По сто раз услышанные шутки,
 По сто раз прочитанные книжки,

 По сто раз прокрученные фильмы...
 В море все бессильны и всесильны,
 В море все до одури похожи,
 Потому что море - это рожи,

 Сами себе пахари и судьи,
 На одной кочующей калоше,
 А иначе здесь и быть не может,
 Так как море - долгое, по сути.

 Я опять про море... Море - мили
 С ледяной волной и ветром вкупе.
 Если вас до моря не любили,
 После моря точно не полюбят.

 Потому что море - это нервы,
 Вверх и вниз - по зыбкой амплитуде,
 Потому что там, за морем - люди,
 Люди - бабы и, - не дай Бог! - стервы.

 И причал, и палуба - дощаты:
 Море ко всем людям беспощадно,
 Даже, если доброе по сути,
 Потому что море - это люди!

 Но однажды с палубы дощатой
 Ты вернешься на причал дощатый
 К той, что ждать и помнить обещала,
 И поймешь, что море - это счастье
 Встречи после долгого прощанья!

 Можешь разрывать себя на части,
 Можешь плакать и просить прощение...
 Понимаешь, море - это счастье!
 Это счастье... после ... возвращенья...


Ветер

 Как воет этот ветер, Боже мой!
 Как завывает этот страшный ветер!
 А нас с тобою двое на планете,
 На целом свете только мы с тобой.

 Прижмись ко мне плотнее и молчи.
 Давай с тобою слушать этот ветер.
 Он – третий лишний, он – ненужный третий,
 И потому беснуется в ночи.

 Он негодует, мечется, ревет.
 И знаем мы – утихнет он не скоро.
 Но он зато все яблоки раздора
 Сегодня с нашей яблони сорвет!


Лучше праздник, чем будни

 Лучше праздник, чем будни.
 Жизнь течет, как вода...
 - Ты бывала на судне?
 - Никогда...
 - Никогда?!
 Ну, тогда приглашаю,
 Скажем, как бы в кино...
 - Только...
 - Да, обещаю!
 Ничего-ничего...

 Как хотелось уюта!
 Как хотелось любви!
 Дверь толкнул:
 - Вот каюта.
 Заходи и живи.
 Улыбнулась и села
 На потертый диван:
 - Вы, должно быть, со всеми...
 Вот такой, капитан?
 - Выпить хочешь?
 - Немного...
 Протянул. Отпила.
 - За тебя, недотрога!
 - Я такой не была...

 Посмотрел, не мигая
 В синь смеющихся глаз:
 - Нет, как раз ты такая!
 Ты такая как раз! -
 Свет и радость во взоре,
 Взгляд, подобный лучу:
 - Хочешь, сказку про море?
 - Ну, конечно, хочу!
 - Ну, тогда, значит, слушай.
 Расскажу от души...
 Море больше, чем суша...
 - Ты меня рассмешил!
 - Там особенный запах,
 Там железный настрой.
 Между прочим, на завтрак
 Кормят красной икрой...

 Взгляд задумчивый, ясный.
 Недоверчивый жест:
 - Неужели же красной?
 - Красной! Истинный крест!
 Правда, мы там и пашем!
 От зари до зари!
 Есть в профессии нашей
 Что-то, черт побери! -

 И пошел, и поехал
 Ткать моряцкую нить,
 А хотел лишь для смеха
 Поболтать, пошутить.
 Но уже было поздно
 Возвращаться назад, -
 Стали слишком серьезны
 Голубые глаза.
 И как выстрел на взлете
 По крылу моему:
 - А с собою возьмете?
 - Как два пальца!... Возьму...

 А потом... Ах, что было!
 Были нежность и пыл.
 Бесконечно любила.
 Бесконечно любил.
 Но нагрянуло утро,
 И нахлынул рассвет.
 Мир устроен так мудро,
 Что спокойствия нет.
 И заныло в печенках,
 И вопрос полоснул:
 Ну, зачем я девченку
 Обманул? Обманул!
 Нет, жениться, - хоть завтра.
 Не про это ведь вру...
 Никогда здесь на завтрак
 Не давали икру!


Продают пароход

 Продают пароход. Пароход продают,
 И матросы по трапу уходят с вещами,
 Унося свою жизнь из знакомых кают.
 Продают! Потому что страна обнищала.

 Обнищала страна? Как же так? Почему?
 А не мы ли считались великой державой?
 Но матросы уходят по палубе ржавой,
 Не нужны они стали нигде никому.

 Обнищала страна... Да конечно же, да!
 Потому что воры прикормились у власти!
 Продадут пароходы, потом - города,
 А потом - всю страну по частям на запчасти.

 Продадут и сбегут. Мы останемся здесь.
 Будем здесь вымирать терпеливо, но гордо.
 Будет нечего пить. Будет нечего есть.
 Будет некому плюнуть в продажную морду.

 Но еще ведь не поздно? Не поздно еще!
 Одолеть в себе страх, побороть равнодушье,
 И ворам предъявить окончательный счет,
 Пока Армия есть и имеет оружье!

 Где ты, Армия? Меришь себя на рубли?
 Сокращаясь, кочуешь под звуки оркестра?
 Выживая, и ты продаешь корабли
 От Камчатки до Бреста?!

 Да конечно же, тоже! И где-нибудь там, -
 На каком-нибудь крейсере или линкоре
 Точно так же в каюте сидит капитан,
 Ни на что не надеясь, пьет водку от горя!

 Продают пароход. Мой последний приют.
 "Да подумаешь, - скажете, - станет их меньше..."
 Пароход - это что? Ведь людей предают.
 И людей продают. Это дело похлеще!


Исповедь звезды

 Сколько напридумали признаний
 Люди звездам в неземной любви.
 Звезды тяжелели от желаний
 И сгорали, падая, - лови!

 Я ведь тоже родилась падучей,
 Все мы падки на любовь и страсть.
 Все ждала, когда наступит случай,
 Чтобы с неба искоркой упасть.

 Сколько проплыло потом столетий!
 Сколько звезд нашли свою судьбу!
 Как же ты меня-то не заметил,
 Глядя вверх в подзорную трубу?

 Ты счислял по звездам путь корвета,
 Ты обязан был меня найти!
 Но тебя падучие кометы
 Все сбивали с верного пути.

 Я в тебя влюбилась сразу, сходу!
 Только не узнал меня ты, нет...
 И тогда я рухнула на воду,
 Где ушел под воду твой корвет.


Оптимистическая сказка

 Он работал. Он ишачил.
 Он давал стране металл.
 В общем, он чего-то значил.
 Пить уже он после начал,
 Когда вовсе жить устал.
 Ведь паши иль не паши -
 Только жалкие гроши!

 А она... Она болела.
 И терпела мужню власть.
 От побоев ныло тело.
 Даже умереть хотела,
 И уж, было, собралась.
 Ну а дети? Что ж спешить?
 Надо как-то дальше жить...

 Он работал. Пил запоем.
 Бил ее. Она - с детьми.
 Было плохо им обоим,
 Но ведь жили, черт возьми!

 Так бы жили, вот, и жили, -
 Работяги, не князья.
 Только наверху решили,
 Что так дальше жить нельзя...
 Ну, нельзя так и нельзя!
 И на этом сказка вся.


Писсимистическая сказка

 Нам небо дарило мечты и познанья,
 А мир состоял из заветов и сказок.
 И каждый мог, загадав желанье,
 Знать, что все сбудется, хоть и не сразу.

 Но небо стало мрачней и выше.
 Другим стал мир. Мы другими стали.
 Был Карлсон, который живет на крыше.
 Есть Вася, который живет в подвале.

 В подъезде грязно, грохочут двери.
 В подвале жутко, лютует стужа.
 Мечтает Вася иметь пропеллер,
 Ему пропеллер, - ну, очень нужен!

 Тогда бы Вася, простясь с тоскою,
 Ведомый местью, обидой, злобой, -
 Врубил пропеллер и над Москвою
 Завис бы в небе с нейтронной бомбой!

 И все бы встало опять на место.
 И все бы сразу, как прежде, стало.
 Но грязь не выметут из подъезда.
 А Васю выметут из подвала.

 Мы жизнь пропили. Мечту - пропели.
 И сказки стали страшнее были.
 Ведь если б Вася имел пропеллер,
 Представьте, где бы мы с вами были...


Собака

 Собака родиться мохнатым комком,
 И как повелось от веку,
 С первым же разом всосет с молоком,
 Что нужно служить человеку.

 Собака. Собачка. Товарищ. Дружок.
 Преданность и отвага!
 С собакою, право, всегда хорошо:
 Собака и есть - собака!

 И холод, и голод может стерпеть,
 Ведь дружба на то и дружба.
 А то, что собаке - собачья смерть,
 Собаке и знать не нужно...


Не суди

 Не суди - и будешь несудим.
 Не вреди - и будешь невредим.
 Но мы правды, Господи, хотим.
 Мы за правду душу отдадим!

 Все законы совести поправ,
 О любви забыв и доброте,
 Страшен человек, когда он прав
 В мелкой беспощадной правоте...


Кайся, милый мой, кайся!

 Нет, уйти не пытайся,
 Все прими и держись!
 Кайся, милый мой, кайся
 За беспутную жизнь!

 Вспоминай все, что предал,
 Осквернил, укорил.
 Кайся! - Дескать, не ведал,
 Мол, не знал, что творил.

 Плач за черные мысли, -
 Мол, желал, но не смел.
 Оправдайся! - При жизни
 Кто таких не имел?!

 Дескать, шел на удачу,
 Мол, стоял на краю.
 Больше плач! Больше плача, -
 И, считай, ты в раю!

 Кайся! Это привычно.
 Плач! Тебе говорят...
 Вас таких горемычных,
 Здесь уже полон ад!


О воздушном шаре

 Жил я скромно, всего лишаясь,
 Не впадая в тоску и жалость.
 Я мечтал о воздушном шаре,
 Жить другим, не мешая.

 Мне и горе было - не горе,
 Мне дышалось легко и пелось.
 Мне за тридевятое море
 Улететь хотелось.

 Говорил мне Кащей бессмертный:
 - Я остался уже последний,
 А последний всегда - бессменный,
 Может быть, потому я вредный?

 Если хочешь, мы можем вместе
 Шар построить, а, значит, вскоре
 Мы умчимся к моей невесте
 За тридевятое море.


 Тридевятое - это где же?
 Где заснеженная безбрежность.
 Там живет мечта и надежда,
 Обитает любовь и нежность.

 Что мечты? - Это детские шалости.
 Вот бы каждому - да по шару!
 Улетайте теперь, пожалуйста...
 Улетели бы? Нет, пожалуй.

 Ведь мечты бы уже не осталось,
 А осталась бы лишь усталость.
 Поселилась бы в сердце жалость.
 Подкралась бы старуха-старость.

 Жизнь пройдет, и мечтания кончатся.
 Правду с вымыслом перемешая, -
 Вы бессмертны, пока вам хочется
 Улететь на воздушном шаре!