Я иду к отцу, шагаю.
Человек он был простой.
Знал из «Правды» о простой
правде (с правдой мужика я
не знаком: скажу «колхоз» –
прозвучит как «холокост»!).
Он не знал, что суша Гаю
Цезарю – хоть и не вся! –
некогда принадлежала,
что однако не мешало
знать, что ядовито жало
власть имущих, что босяк,
что причислен он к нацменам,
что не может проживать
в Ленинграде. (Называть
и меня подростки – смена
подросла отцам! – чухной
начали – не без презренья!
Думаю, тому виной
их отцов предубежденье
было. В Ярославле брат
старший родился, я – в Пскове.
В Кондопоге суррогат
пили, думая, что кофе
пьём…)
Сухой асфальт шуршит
под ногами. Приближаясь
к кладбищу, я удивляюсь
даже ветру: шевелит
листья вяло… ЧтО за дело
ветру до живой души,
что, навек покинув тело,
где-то прячется в глуши
леса… или в небе синем
рядом с облаком плывёт!..
. . . . . . . . . . . . . .
Нет, отец не видит сына,
что, идя, его зовёт!
25 июля 2014