Мифология, этика, мистика вариант 4

Андрей Бертыш Карлсон
"Бог это есть природа"
                Бертыш В.Н.

У человеческого, да и, наверное, у любого мышления есть одна особенность - оно ассоциативно. Чтобы что-то распознать, мы сравниваем это с неким набором запомненных образцов и опознаем, что это. Со временем сам механизм построения ассоциаций становится самоценными и формирует сам механизм мышления.

Так древний человек, видя, как растения вылезают из земли и дети вылезают из матери, пришёл благодаря ассоциированию к выводу, что земля - мать растений. Небо, с которого льёт дождь, соответственно получило роль отца, а дождь стал рассматриваться как мужское семя, которым небо оплодотворяет землю и как факт полового акта между землёй-матерью и небом-отцом.

Впрочем, есть и другая ветка ассоциаций, которая может проистекать из факта пролития дождя. При этом дождь рассматривается не как мужское семя, но как материнское молоко, которым окормляется земля и всё живое на ней. Отсюда может проистекать восприятие неба как начала женского и высшего и выход, через связь зачатие-кормление грудью, на версию о регулярном зачатии и рождении живого.

Дожди идут весной и осенью, но в то время, как весной от дождя всё расцветает, осенью всё умирает. И в том, и в другом случае происходят многочисленные половые акты между землей и небом. Но по их последствиям человек приходит к пониманию двух ликов великой матери земли. Мать рождающая и выкармливающая — весна и блудница-смерть — осень.

Поскольку растения выходят из земли, а животные нет, хотя и те и другие уходят в землю, то рождается миф о великом дереве, на котором в виде плодов созрели все звери и человек, потом совершив качественный скачок от растительного царства к животному миру. Позже этот миф найдёт отражение в трудах Дарвина о человеке, слезшем с дерева.

Человек знает, что должен родиться, прожить жизнь и уйти - слиться с великой матерью. Умирать человеку не хочется. Так рождается миф о посмертном существовании, которое люди, не будучи в силах постичь и в силу того же ассоциативного мышления, наделяют чертами, свойственными для этой жизни. Отсюда рождаются ритуальные обряды, в которых человека приготовляют к посмертному существованию.

Мысль о потустороннем мире для человека в силу ассоциирования порождает представление о некоем царстве(мире) духов, каковое наделяется чертами привычного и понятного мира. Боги согласно ассоциативному мышлению также обладают атрибутом размножения. Божество становится участником истории (мифа) и принимает на себя атрибуты той или иной открываемой человеком деятельности и отражением той или иной истории в виде аллегории (миф-поучение). У богов такие же интриги и борьба, но разум, принимая эту пересменку божеств, отражающую социальную нестабильность в обществе, всё равно тяготеет к стабильности и прогрессу.

О христианстве. Человек отделяет божественное, сакральное от человеческого. Человек хочет иметь стабильную, вечную систему координат (Вечный город и т.д.). Тяга к вечности. Человек интерпретирует выдающуюся из широких масс героику как проявление божественного, сакрального в мире людей. Человек хочет победить великую богиню, великую мать. Человек взаимодействует с божественным, самовыражаясь через жертвоприношение. Зарывание в землю, возгонка на огне в небо, смывание в землю и в воду, великое смывание (великий потоп). Всё это формы передачи чего-либо в мир божественного. Все силы природы персонифицируются через механизм ассоциативного мышления.

Отступление. В моём детстве, будучи предоставлен сам себе и обладая ассоциативным мышлением, я персонифицировал те немногие силы природы, с которыми сталкивался. Это были силы внешние, ибо мой отец боялся отпускать меня купаться на речку. Это были брат-дождь и брат-ветер. Может быть, если бы я окунулся в реке и почувствовал себя в объятиях природы, это оказало бы существенное влияние на моё мышление через осознание себя как частицы природы, а не отстранённого наблюдателя.

Вернёмся к христианству. Ключевым моментом в христианстве является саможертвоприношение Христа и его воскрешение. Сама идея воскрешения может рождаться из цикличности времён года, умирание природы, воскрешение природы или переосмысления солнечного затмения. Не буду трогать солнечное затмение, а обращу своё внимание на круговорот.

Мы ведь помним, что мы всё персонифицируем благодаря ассоциативному мышлению. Следовательно, в зависимости от того, на персонификации чего мы сосредотачиваемся, мы получаем либо ипостаси великой матери богини, либо боги/духи времен года, сменяющие друг друга, любо смерть и воскресение бога.

История Христа противопоставляет его богине — двуединой великой матери. Он не зачат как земное и не умер как земное. Таким образом Христос является основой стабильности для мятущегося мира, в котором взлёты и падения объясняются сменой влияния у божеств, по ассоциативному принципу в прочтении Гермеса Трисмегиста "Что вверху, то и внизу". Этот же принцип дошёл до наших дней в виде теорий о всевозможных эгрегорах, отображением взаимодействия и противостояния которых объясняются земные события, равно как объяснялись они в эпоху социальной нестабильности древности богами.

По факту обретения представления о стабильности, отодвигая на задний план жизнь и смерть, ибо бессмертно и вечно вслед за бессмертным и вечным, на первый план выходит представление о творчестве, а точнее о двух ипостасях творчества — начале созидания и начале разрушения. Данный поворот возникает как следствие усложнения хозяйственной деятельности человека мыслящего. (Я сознательно обозначаю человека, именуемого разумным, как человека мыслящего). Он требует от человека философского подхода. Философский подход для своей реализации требует наличия у человека мыслящего досуга, времени для мышления. Это, в свою очередь, предполагает возникновение у некоей подпопуляции людей усложнённого, по сравнению с древним обществом, сообщества.

Тут стоит вернуться в наших рассуждениях на некое количество шагов назад и оговорить необходимое условие для выстраивания ассоциаций. Ассоциации о земле-матери и небе-отце могли возникнуть только по достижении тогдашним человечеством представления о том, откуда берутся дети. Данный этап вызван формированием моногамной семьи. Версия мифа, в которой небо воспринимается как женское начало через ассоциации между дождём и грудным молоком, является, возможно, всего-навсего более древней версией мифа. То есть, версией ещё того периода в истории человечества, когда человек не ведал, отчего появляются дети. Отец был неизвестен. Мир населяли не боги, но духи.

По факту узнавания человечеством ответа на вопрос "откуда берутся дети?" стало возможно формирование культа предков. До этого этапа возможно существование мистики и первобытной магии, культа духов, но формирование религии в близком к современному пониманию возможно только с того момента, как мы осознали, что наш предок - это не камень и не палка, а папа с мамой, а их и наш общий предок - это некий сакральный сверхпрапрапредок.

Хочу добавить также, что древние греки рассматривали, в продолжения видения дождя, звёздный дождь и звёздный свет, наделяя их атрибутикой дождя (звёздный дождь, молоко, звёздный жир). Также существует похожая на правду точка зрения, что семья и сформировала цивилизацию и культуру, возникнув как реализация идеи "не-альфа-самцов" отдавать еду за секс, каковой альфа-самцы могли получать и так. Формирование семьи и повлекло за собой усложнение виденья действительности, усложнение языка, усложнение мышления.

А мы сами как личность в бытовом плане не что иное как структура знаков языка, сеть ассоциативных реакций, примитивных и не очень. Информационная составляющая. То есть, когда кто-то Вам что-либо излагает, то Вам излагает именно сеть ассоциаций, хранящаяся на том или ином носителе. Рассуждать и спорить о смертности информационной структуры вместе с уничтожением физического носителя я не намерен. Бессмертны ли мы на самом деле, как бессмертны представляемые нами боги, мы не узнаем. Как минимум, есть некое подобие бессмертия в виде фрагмента чужого ассоциативного поля.

Поговорим об этике метафизического с позиции логического анализа развития представления об общем первопредке всего сущего. Пытаясь говорить об этом, я, несомненно, буду задействовать свои собственные ассоциации. То есть, фактически навязывать Вам свою точку зрения как некоего мистика.

Первопредок всего сущего изначален и вечен. Возникновение обозримого и необозримого мира - это результат его акта творения. Возможно, акт творения был не единичен. Знать мы об этом не можем. Вопрос о единичности или множественности акта творения возникает в силу нашего виденья и представления о времени. Мы задаём себе вопрос, а что было до и почему оно (творение) не свершилось раньше или позже.

Как же выглядело всё перед актом творения с точки зрения логического препарирования идеи о первопредке всего невообразимого мира? В начале существовал только он. Именно он творил мир и ничего вне его нигде не было. То есть, не летал никакой дух над бездной и никто не поднимал сушу из воды. Максимум, что мы можем сказать о нём - что он тот, кто либо всегда был, либо тот, кто сотворил себя сам. Сам породил себя.

Тут ради наглядности я должен прибегнуть к аналитической нумерологии, в которой божественное ассоциируется с числом ноль. Минус - это небытие на оси координат. Плюс - это бытие на оси координат. Переход из небытия в бытие и наоборот происходит через ноль.

небытие    божественное      бытие
минус          ноль          плюс
---------------------------------->
Переход из небытия в бытие Возникновение Начало
<----------------------------------
Переход из бытия в небытие Исчезновение  Конец
|Возникновение/Исчезновение| по модулю трактуется как творение, где творение - это действие
|Начало/Конец| по модулю трактуется как границы

Итак, в начале не было ничего и никого, кроме божественного первопредка, сотворившего мир и всё сущее. Раз он сотворил мир и ничего и никого кроме него не было, то получается, что он творил мир в себе. Это приводит нас к объединению творения и границ в едином толкующем ноль предложении (и сотворил Бог мир в себе, разграничивая себя на формы).

В силу нашей эгоцентричности и антропоцентризма мы рассматриваем первопредка всего сущего как подобного нам самим. Но поскольку в отношении нас он первопричина, то мы интерпретируем творение им нас как сотворение по своему образу и подобию. Как это можно интерпретировать с позиции этики и мистики? Если божественный первопредок сотворил мир в себе, разграничивая себя на формы, то он выступал как творец и как материал. Раз мы сотворены по образу и подобию, то мы также являемся и творцом, и материалом. Забегая вперёд, упомяну тьму и свет как феномены, устоявшиеся в нашей культуре. Тьма и свет. Доброе и злое. Поощряемое и табуированное. Человек может выступать в качестве творца по отношению к себе как к материалу, но он также обладает возможностью выступать в качестве творческого начала в отношении других людей, и эти другие люди соответственно выступают в отношении его как материал. Если человек-материал идёт во тьму, то он выводим во тьму. Если человек-материал идёт к свету, то он выводим на свет. Если человек-творец идёт во тьму, то он ведёт во тьму. Если человек-материал идёт на свет, то он ведёт на свет. Отсюда возникает простейшая заповедь с точки зрения поведения, нежелательного с точки зрения божественного, табу "не искушайся и не искушай".

Светел или тёмен первопредок всего сущего? Если бы он лишил нас свободы выбора, то он однозначно выступал бы в виде тёмного начала.

Что мы можем считать с точки зрения метафизики светом, а что тьмой? Свет - это объединяющее начало. Оно свет по той причине, что в начале света есть как мельчайшие частицы образующие более крупные структуры, так и сами более крупные структуры. Свет - это объединяющее начало. Путь к свету - это путь к объединению. Путь во тьму - это путь к разрушению, распаду и разобщению.

Как это определение света и тьмы влияет на этику? Предположим, что по отдельности существуют полюс разобщения и полюс объединения. Мы берём кучку камней и перемещаем её к полюсу разобщения. Вследствие этого кучка распадается на камни. Если принять ассоциацию, что разные камни - это разные части нас самих, то возникает на физическом уровне конфликт между органами (болезнь), а на уровне разных частей и побуждений нас как личностей происходит утрата целостности. Если предположить, что мы сами камни в кучке, то возникают конфликты между камнями и тут необходимо накладывать табу на те действия, которые ведут к конфликту между камнями. Также в силу наличия временного фактора мы утрачиваем связь с камнями-потомками и с камнями-предками, вплоть до божественного первопредка.

Вот, казалось бы, и всё, что можно сказать об этике. Но возьмём другую наглядную модель. Модель песка, ветра и воды. Песчинки - это частицы, оторванные друг от друга. С этой точки зрения они ближе к разобщению. Если мы добавляем чуть-чуть воды, то вода связует песчинки между собой, и ветру уже сложнее оторвать песчинку от песчинки. Если мы добавим более, чем надо, воды, то сама вода выступит в качестве фактора, разрушающего близость песчинок.

Люди - песчинки. Водой могут быть и вера, и знания, и многое другое. Весь вопрос в пропорции добавления добавляемого, в разумности.

С точки зрения того, что божественный первопредок наделил нас свободой выбора, лишать человека этой свободы, как правило, грех перед первопредком. В большинстве случаев мы не можем ничего навязать, и все наши требования к другим могут носить только рекомендательный характер.