"А если вдруг я получу возможность…
Возможность встретиться с человеком, который никогда не узнает о моем существовании.
Алекс Хорман. Пластичность и грация. Усталость, которую не в силах скрыть улыбка, растиражированная безжалостной бесконечностью фотосессий. Закрытые позы. Мягкая непреклонность. The Voice.
Чего я хочу?... Возможности. Всего лишь возможности сломать языковые барьеры, разорвать границы, отрясти прах условностей, остановить Время…
итак... Прежде всего, хочу, чтобы это был дом. Не квартира, не безликий гостиничный номер, не холодная студия, не проходная кафешка... Дом. Неважно где, неважно чей, главное обжитой и теплый, тихий, немного чересчур захламленный и большой. И хочу несколько дней. Неделю. Неделю тишины и одиночества вдвоем. Расставаний вечером и встреч по утрам, завтраков на кухне, неспешных прогулок по почти пустым улицам, и бесконечных вечерних разговоров.... Никакого официоза, ни даже намека на желание "казаться", только "быть". Быть собой, быть с ним, быть здесь и сейчас. Хочу свободы спрашивать и говорить обо всем, не боясь быть смешной и назойливой..."
- Алекс… В конце концов, тебе не придется с ней спать…
- …Неделю, Меган, не-де-лю!...Лучше бы я переспал с ней семь раз, если уж на то пошло…
- Не обольщайся, - не отрывая взгляда от пустынной дороги за лобовым стеклом, женщина нашарила початую пачку сигарет, не глядя, выудила одну и бросила быстрый взгляд на своего спутника, - Зажигалку дай. В сумке.
- Меган, не кури, ради всего святого! – раздраженно воскликнул он, но все же сунул руку в пухлый бесформенный баул, буркнув, - И не заставляй меня рыться в твоем барахле…
- С тобой и Римский Папа закурит, - парировала Меган, все же бросая сигарету в сумку вместе с зажигалкой, которую Алекс только что оттуда выудил,- И как только Рита тебя терпит столько лет? Или только я, как твой агент, удостаиваюсь привилегии выслушивать твои патетические стенания?
- Не обольщайся, - мстительно съязвил Алекс. Меган безмятежно улыбнулась в ответ.
- Почему же ты не возражал с самого начала? Можно подумать, я поставила тебя перед фактом только сегодня утром… Вся эта карусель крутится уже полгода. Может быть, ты думал, что подписавшись на эту авантюру, получаешь только вожделенную возможность в очередной раз блеснуть на Бродвее, а отдуваться со счастливой дурындой будет какой-то другой Хорман, которого я в нужный момент, как факир, вытяну из рукава?
Самой раздражающей чертой Меган было ее почти мистическое умение как-то невзначай, походя цитировать самые сокровенные мысли Алекса. Порой это неимоверно облегчало жизнь им обоим, избавляя от раздражающе бестолковой траты времени, но чаще всего… Чаще всего это умиротворенное создание так точно и болезненно задевало его за живое, словно долго и тщательно прицеливалось… Вот и сейчас она почти слово в слово озвучила тайную надежду, которую он, неимоверно стыдясь ее наивности, лелеял эти треклятые полгода….
Да, именно тогда, в июле, когда он разрывался между Голливудом, где заканчивались сьемки, двумя американскими студиями звукозаписи и Лондоном, где спешно реанимировали хорошо подзабытые "Личные опыты", в которых Алекс в последний раз блеснул лет восемь назад; в горячем, душном калифорнийском июле его и настиг тот телефонный звонок… В памяти вдруг всплыл гадкий запах раскаленного асфальта и чавкающий звук увязающих в нем подошв… Алекс с тарелкой нехитрого киношного корма искал, где бы пристроится на вымоленные пятнадцать минут, умудрившись при этом не подпалить седалище и избежать солнечного удара. Теневая сторона трейлера, такая прохладная издали, исходила струящимися волнами жара, так что к ней невозможно было прислониться. Алексу казалось, что одноразовая мисочка в его пальцах тоже начинает плавится – от овощей ощутимо несло горячим пластиком. Но все же, кривясь от отвращения, он подцепил еду вилкой – время утекало неумолимо… Мобильный завибрировал, едва он успел донести вилку до рта.
- Алекс, звонила Тереза, - игнорируя его перенасыщенное эмоциями "ДА!", сообщила Меган, - у нее есть для тебя пьеса.
- Это что, настолько срочно?! - взорвался Алекс, пытаясь прижать миниатюрную трубку к уху плечом и освободившейся рукой ухватить вилку. Мобильник выскальзывал, грозя впечататься в мягкий асфальт, тарелка угрожающе накренилась, - Да черт! - выругался он.
- Что? – наконец соизволила поинтересоваться Меган.
- Совершаю чудеса эквилибристики, - хмуро пошутил он, - А ты вырываешь у меня кусок изо рта…
- Прости великодушно, - дежурно, без малейшего намека на раскаяние, произнесла Меган, - Ты взял трубку, и я думала… обедай, конечно..
-Меган, смилуйся! – взмолился Алекс, прерывая ее, - Через пять минут меня затребуют. Дозвонилась – излагай!
- Пьесу собираются ставить на Бродвее. – как всегда, когда разговор касался деловых вопросов, Меган была немногословна и конкретна, - Тереза настаивает на твоем участии. Там обеими руками за, но требуется твое официальное согласие до конца июля. Они собираются затеять какую-то авантюру…
- Позвони Терезе – пусть высылает пьесу, - Алексу все-таки удалось придержать телефон плечом и, неуклюже орудуя вилкой, кое-как запихать еду в рот, из-за чего слова звучали несколько невнятно, - Я буду в Лондоне послезавтра. Посмотрю и созвонюсь с ней. Будешь ей звонить – скажи "да"! Скорее всего, да...
- Алекс, они затевают авантюру, - словно игнорируя все, сказанное им, повторила Меган, - Если ты согласишься играть, они собираются устроить мировую лотерею среди твоих восторженных поклонниц. Угадай, каким будет главный приз?
Алекс поперхнулся и едва не выронил вилку.
- Не пугай меня, - он откашлялся, с трудом проглотив непрожеванный кусок.
- Я не пугаю, - хмыкнула Меган, - Я сама еще ничего толком не знаю. Так Тереза сказала.
- А она так и сказала – "угадай"?
- Нет, - Меган уже открыто рассмеялась, - Не паникуй. Массовой истерии я постараюсь избежать. Максимум, что тебе грозит – личная встреча с самым назойливым фанатом и, соответственно, несколько часов безудержного до неприличия обожания. Переживешь?
- Если не переживу, это будет на твоей совести, - усмехнулся Алекс, пристраивая пустую тарелку у стенки трейлера…
… Потом этот разговор затерялся среди прочих мелких и крупных суетных дел… Лондон встретил его хмурым дождливым утром, почти осенним после изнуряющей голливудской жары; сразу же, в такси, его настиг очередной звонок Меган – оказывается Тереза уже полчаса околачивается в офисе, желая передать свой драгоценный артефакт лично из рук в руки – пришлось круто менять маршрут, отодвинув на такое недостижимое "потом" ванну, завтрак, прохладные простыни в тихой спальне….. Потом была Тереза – маленькая, веселая и шумная, обжигающий кофе в толстой глиняной чашке, увесистая распечатка с уже обтрепанными краями, едкие комментарии Терезы и ее смех… Пьеса заворожила его с первых страниц – яркая, динамичная, со свойственной Терезе иронией – то завуалированно мягкой, то намеренно злой. Захватила глубина и неоднозначность характеров – Алексу нравилось, когда рабочий материал был объемным, тая в себе зачатки множества противоречивых решений; уже сейчас, при первом беглом взгляде, он знал, как можно выстроить ту или иную мизансцену; понимал, как повернуть этот мастерски отшлифованный многогранник, играя на контрасте характеров и идей; ярким покерным веером разворачивалось перед ним многообразие поз, жестов и интонаций… Тереза была на высоте. Да, впрочем, Алекс ничуть не сомневался в ней – в конце концов, своим первым оглушительным успехом на Бродвее он был обязан именно ей… Она, смеясь, пыталась выдрать рукопись у него из рук, он полушутливо–полусердито отбивался, влипнув в завораживающую путаницу сюжета… "Алекс, я ведь не отниму… ну мы же два года не виделись", - она все более настойчиво подергивала за мятый уголок, - "Отдай, успеешь еще насладиться!" "Порвем", - рассеянно бросал он, ухмыляясь, но пальцев не разжимал.. "Меган, я бессильна…", - наконец отступилась Тереза, - "Когда его ослиное величество соизволит оторваться, сообщи ему, что он обязан присутствовать на кастинге. Буду всех примерять лично к нему. Скажи мне, когда у него окна – мы как-нибудь подстроимся…"
В августе Тереза все-таки каким-то непостижимым образом умудрилась поймать его между тремя озвучками и последними прогонами "Личных опытов" – два дня кастинга вытянули у него не меньше сил, чем самый напряженный съемочный месяц, потом был сентябрь – премьера, а потом, потом… потом все заслонил суматошный трудоемкий и увлекательный "Рассадник злых идей"…
В этом бесконечном бурном круговороте неизбежная встреча с неизвестной поклонницей казалась мифической и почти несуществующей. Алекс не особенно утруждал себя воспоминаниями о грядущей расплате – ему воистину было, чем заняться. Меган почти каждый день предпринимала безуспешные попытки достучаться до него, но он только нетерпеливо отмахивался. Наконец, почти накануне подписания контракта, она буквально приперла его к стене:
- Не пытайся сбежать, - широкие крепкие ладошки уперлись в стену по обеим сторонам его торса, и Меган снизу вверх заглянула ему в лицо – она едва доставала макушкой до его подбородка.
- Ну что еще, о мисс Неотвратимость? – в его насмешливо-жалобном тоне женщине послышались едва различимые нотки раздражения.
- Алекс, ты должен внимательнейшим образом ознакомиться с условиями контракта. Боюсь, что с этой, так называемой "лотереей" все непросто. Там довольно странные условия… Поскольку отдуваться потом тебе, я бы рекомендовала, чтобы это действо происходило под твоим пристальным контролем…
- А я как раз гадал, чем бы заняться на досуге?! – всплеснул он руками, - Меган, ты отдаешь себе отчет?...
- Отчет не отдаешь ты, - женщина выпрямилась, - они…
- Ну что "они"? Надеюсь, непременным условием не является требование прилюдно обнажаться?
- Нет, - не удержалась от улыбки Меган.
- Ну и слава Богу! – Алекс прижал руку к груди, - все остальное на их усмотрение…
- Не вздумай потом обвинять меня, - тихо предупредила она.
- Да, да, да…- двусмысленно бросил он на ходу, свято веря в то, что если этот балаган все же неизбежен, то не для него и не в этой жизни…
… - Не хочу быть банальной, - бесцеремонно вклинилась Меган в его невеселые думы, словно продолжая давний диалог с прерванного места, - Но придется. Я тебя предупреждала.
- Я одного не могу понять, - Алекс всем телом повернулся к своей спутнице, - Почему она?!
- Я тебя предупреждала, - хладнокровно повторила она, - Если бы ты принимал непосредственное участие, смог бы выбирать. Какую-нибудь незатейливую барышню, например, которая с легкостью удовлетворилась бы получасовой прогулкой по парку и отеческим поцелуем в щечку. Таких там было, помнится, около полутора тысяч… Ты же сам отдал все на откуп устроителям и потому кончай истерить и убери от меня свою возмущенную физиономию – я сейчас врежусь во что-нибудь!
Алекс со вздохом откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди, сунув ладони подмышки:
- И как ты себе это представляешь? Лучше меня знаешь, что у меня нет времени на сортировку плодов их распаленной фантазии…
- Никто не заставлял тебя вчитываться в каждую строчку, - женщина снова распотрошила мятую пачку сигарет и приоткрыла окно. Влажный стылый воздух ворвался в тепло салона, пройдясь шаловливой пятерней по коротким темным кудрям Меган и русой, с обильной сединой, шевелюре Алекса.
- Достаточно было четко обозначить условия. Ну что тебе стоило указать допустимое время встречи, четко регламентировать годные для обсуждения темы, ну и что ты там еще хотел? – Меган чуть ли не по локоть запустила руку в сумку, нашаривая зажигалку. Щелкнув ею через несколько секунд, она затянулась и выдохнула вместе с дымом:
- А что ты? Ты соизволил только изящно сострить по поводу прилюдного стриптиза… И нечего теперь негодовать – как ты и хотел, все любительницы обнаженной натуры отсеялись еще в первом туре…
Против воли Алекс рассмеялся:
- Вряд ли это меня утешит…
Меган хмыкнула, дрогнув уголком рта, отчего углубилась резкая складка, очерчивающая губы, придав ее мягкому лицу чужое саркастическое выражение. Алексу была хорошо знакома эта неловкая болезненная мимика…
… - На, - едва Алекс успел переступить порог ее кабинета, Меган резким движением через стол подвинула к нему распечатанный лист, слегка заломив край. Тогда ее губы так же странно дрогнули, и лицо, почти не меняя выражения, сделалось жестким и старым.
- Что еще? – Алекс сделал шаг до кресла, дотянулся до листа ладонью и потянул его к себе, усаживаясь. Он еще не отнял бумагу от столешницы, а глаза уже пробежали по строчкам:
"В первую очередь я хочу, чтобы это был дом. Не гостиничный номер, не холодная студия, не проходная кафешка, а Дом – большой, обжитой и теплый…"
- Это что за беллетристика? – удивленно приподняв бровь, взглянул он на Меган, которая замерла с другой стороны стола в какой-то странной птичьей позе – приподняв плечи, словно нахохлившись и тяжело опираясь о столешницу руками.
- Дочитай до конца, - хрипло ответила Меган, зябко обхватив себя за плечи. Уголки ее губ снова резко дрогнули, - Все это имеет к тебе непосредственное отношение… ты даже не представляешь, насколько… - голос ее снизился до болезненного шепота, и Алекс, гораздо более заинтригованный ее поведением, чем назначением этого художественного отрывка, наконец дал себе труд в него углубиться… По мере чтения недоумение уходило, сменяясь возмущением такой силы, что последние строчки Алекс дочитывал, слепо меряя шагами кабинет и натыкаясь на стулья.
- Какого… Какого… -он бессмысленно открывал рот, будучи не в силах найти подходящее слово, и казалось, что ему не хватает воздуха. Внезапно он резко развернулся, едва не свалив кулер, и воззрился на женщину, сосредоточенно разглядывающую узор на обоях.
- Чья это идея?! - он одним движением скомкал листок, швырнув его в сторону мусорной корзины.
- Не моя, - Меган тяжело опустилась, почти упала в кресло и низко склонилась над одним из ящиков, сосредоточенно копаясь в нем, - Это ее пожелания… Понимаешь, требования к участникам… - голос женщины звучал глухо – казалось, она нырнула в ящик целиком, - Просили написать, что они хотят от встречи с тобой, ну, как она должна пройти, где, сколько времени занять, и примерные темы разговора просили набросать… Такое коротенькое эссе. Им приглянулась она, - Меган наконец вынырнула из-под стола и взглянула в разгневанное лицо своего визави, - Почему-то, - невольно вырвалось у нее.
- Почему-то? Почему-то?! Ты до сих пор не поняла, почему?! – Алекс плюхнулся в кресло, но тут же снова вскочил и заметался по комнате.
- Это удивительно "изящный"способ в очередной раз попытаться сунуть нос в мое грязное белье! Ну еще бы, это же сам Алекс Хорман, "человек, застегнувший свою личную жизнь на все пуговицы"! Я двадцать лет не пускаю их дальше собственного порога и они решили сделать "ход конем" – запереть меня на неделю с особой, чье любопытство я обязан удовлетворять во всех, так или иначе касающихся меня сферах, и я, черт побери, не имею права отвертеться! А по истечении срока с ней мило побеседует десяток наших писучих друзей – и о-па! – через месяц встречайте новый бестселлер – "Личная жизнь мистера Икс с фривольными подробностями очевидца"!
- Ты был очень ярок и убедителен, - с легким оттенком сарказма отозвалась Меган, - Я оценила. А теперь можно я? – она выдержала секундную паузу, - За свою частную жизнь ты можешь быть абсолютно спокоен – первое, что я оговорила в контракте – пункт о полной и безоговорочной конфиденциальности. По поводу любопытства… - женщина подняла с пола мятый комок, неторопливо расправила, скользнув взглядом по строчкам, и улыбнулась, - Я думаю, ты без ущерба для своих пресловутых "пуговиц" сможешь сообщить ей, что предпочитаешь котов, не любишь Милна и пьешь только Darjeeling. И потом, это же не допрос. Ну не хочешь, ради Бога, не отвечай… Думаю, она поймет….и сядь, наконец, пока ты не разгромил мне весь кабинет….
- Ну если она настолько лояльна и нетребовательна, может быть мне немного скостят срок? За примерное поведение? – болезненно усмехнулся Алекс.
- От нее уже ничего не зависит, - Меган обогнула стол, выдвинула ящик и снова склонилась над ним, - Как и от тебя, - она выпрямилась и положила на стол копию контракта, красноречиво постукивая пальцем по его размашистой подписи…
-…Нет, Меган, я почти уверен – они мне за что-то мстят… - задумчиво произнес Алекс, вынырнув из воспоминаний.
Меган на мгновение оторвалась от созерцания пустого шоссе и удивленно воззрилась на Алекса круглыми черными, как у птички, глазами:
- Бог мой, с чего ты взял?! – столбик пепла с зажатой в пальцах сигареты меланхолично осыпался прямо в сумку.
- Ну чем, чем еще можно объяснить их выбор?! – вскинулся Алекс, словно продолжая ссору двухмесячной давности, - Из всей безумной толпы перевозбужденных поклонниц им приглянулась именно это наглое существо, вообразившее себе невесть с чего, что имеет несомненное право на целую неделю безраздельного распоряжения моим временем, которое у меня расписано чуть ли не по секундам; имеет право запирать меня ради собственной прихоти черт знает в какой глуши; и при этом снабжено целым свитком не самых деликатных и общих вопросов…
- Алекс…
-А хочешь, я тебе обрисую, как все это будет проистекать? – игнорируя восклицание Меган, Алекс развернулся к ней так резко, что ремень безопасности ощутимо дернул его назад.
- Либо я целую неделю буду изворачиваться, как уж на сковороде, пытаясь одновременно удовлетворить ее неуемное любопытство и не сказать ничего из того, что я не должен или не хочу говорить…Кстати, могу поспорить на что угодно, - перебил он сам себя, - что разговор непременно будет крутиться вокруг этой треклятой саги о мальчике-который-вы-сами-знаете-что! Мало того, что именно этому, претендующему на пафос творению – неоправданно претендующему! - я обязан всем – от груды нездорового словесного мусора, который мне каждый день подбрасывают под дверь, до этого балаганного представления, где мне посчастливилось стать главным призом; мало того, что только немой паралитик за эти семь лет не устраивал мне допроса с пристрастием на тему «А как это было?»; мало того, что Риту на конференциях оппоненты бомбардируют требованиями автографа моего демонического персонажа! – можешь себе представить, что я выслушиваю от нее? – так теперь еще и этот доморощенный инквизитор на мою голову! Уже предвкушаю восторженное придыхание и маниакальный блеск глаз! Боюсь, что от ее журналистского рвения я смогу укрыться только в туалете, ибо меня уже тошнит…
- Алекс, послушай…
- …Либо это будет не менее безумная неделя наедине с чокнутой нимфоманкой. "Ах, мистер Хорман, если Вы будете приставать ко мне, я закричу!" – манерно опуская глаза, протянул он и мрачно буркнул, - Я тоже…
Меган прыснула.
- Либо это будет гремучая смесь первого и второго. И тогда мне вообще не спастись…
-Алекс, вдохни, - все еще смеясь, посоветовала Меган.
- И что?!
- И выдохни…И давай, ради Бога, сменим тему. Твоя скорбная песнь слишком затянулась. Если у тебя не хватает выдержки, имей хотя бы жалость, - Меган сунула окурок в пепельницу и опустила стекло ниже. Ветер – сырой, тяжелый, пахнущий землей, сладковатой влажностью прелой травы и тонкой горечью свежей зелени, широким крылом прошелся по салону, перехватывая дыхание, выметая тяжелую словесную муть вместе с табачным угаром. Алекс откинул голову на спинку кресла, позволив ветру играть складками широкого шарфа, гладить холодными ладонями шею и подбородок, отдувать волосы со лба… Действительно, какого черта? Что теперь можно изменить? А потому вдохни, Алекс, вдохни и… не дыши. Черт, семь дней! Семь дней носить на лице дежурную улыбку, выносить раздражающую глупость восторженного взгляда, находится под обстрелом неуемной болтовни, постоянно думать, что говорить, как говорить, как смотреть, двигаться, дышать… Сто шестидесяти восьми часовой светский раут…
- Она совершенно нормальная, - внезапно подала голос Меган.
- У меня все на лице написано? – он даже не повернул головы, только тонкие, "кошачьи" уголки его губ дрогнули, - Да? – со всем возможным скепсисом запоздало кинул он ей в ответ.
- Уж поверь, - усмехнулась Меган.
- Это ответ на какой вопрос?
- На оба. Она неглупая, спокойная взрослая женщина…
- Не уверен, что неглупая спокойная взрослая женщина ввязалась бы в подобную авантюру… - Алекс приподнял головуи повозился, садясь глубже в кресло и вытягивая ноги, - Восторженный поклонник чего-бы то ни было всегда на шаг ближе к безумию, чем…
- Алекс, она русская.
Казалось, тяжелая гулкая пауза приглушила даже ровное дыхание ветра. Алекс не изменился в лице и не повернул головы. Меган коротко поглядывала в его сторону, но он не шевелился, и молчание становилось тягостным. Наконец по его лицу скользнуло некое подобие жалкой улыбки:
- Что ж… это многое объясняет…
-Ничего это не объясняет! – наконец разозлилась Меган, - Кроме природы твоих дурацких стереотипов! Она тихая, робкая, очень вежливая… Довольно сносно владеет английским…Что тебе еще?
- Сносно для чего? – едва заметно поморщился Алекс.
- Для того, чтобы ты перестал брезгливо кривиться! Тебя это успокаивает?
- Отчасти… - он нахмурился, так, что складка меж бровей обозначилась глубже, но продолжал так же жалко улыбаться.
- Алекс, успокойся… она самый обыкновенный…
- Как ее зовут? – перебил он ее с тем же странным выражением лица.
- Будешь смеяться… Алекс. Александра. Но представилась именно так. Фамилию не помню, сложная… У меня записана. Если хочешь…- Меган торопливо потянулась к сумке.
-Нет, - Алекс снова откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза…
Рождественская открытка. Первое, что пришло в голову при взгляде на дом – классическая рождественская открытка в стиле Томаса Кинкейда. Не хватало только снега, канонического рождественского венка на двери да золотисто светящихся окон – пять узких на фасаде, украшенных частым переплетом, были непроницаемо темны. В остальном же… Низкая каменная оградка с белой деревянной калиткой, узкая тропка между разросшихся кустов, ведущая к массивной двери со старомодным молоточком вместо звонка, серые слоистые камни стен… Все это великолепие венчала огромная соломенная крыша, нахлобученная по самые окна. Не различимое за кустами крыльцо пряталось под пухлой треугольной шапкой, тяжело нависающей над миниатюрным соломенным же холмиком наддверного козырька. Сбоку на крышу тяжелыми лапами опиралась высоченная ель, бросая на темные окна глубокую сумрачную тень, вдоль забора топорщила сухие ветки неопознанная растительность. За домом угадывались еще какие-то деревья и неухоженные кусты в окружении жухлых соцветий. Непривычная запущенность сада стирала с картинки пошлый открыточный глянец, но еще больше подчеркивала его нарочитую театральность. Кусок вычурной декорации, выпавший из безумного балаганчика посреди чопорной деревушки…
- Декорации готовы, - пробурчал Алекс, распахивая дверцу, - Ваш выход… - он развернулся на сидении, с наслаждением вытянув затекшие ноги, но вылезать не спешил, глядя, как Меган медленно идет к миниатюрным воротцам.
- Ничего менее пасторального не нашлось? – крикнул он ей вслед, но Меган не обернулась, то ли не расслышав, то ли просто не желая с ним связываться. Хлопнула калитка. Алекс, кряхтя, выбрался из машины, открыл багажник, вытаскивая чемодан и старую кожаную сумку, и вдруг с удивлением осознал, что у него дрожат руки. Взвалив сумку на плечо, он вытянул руку, недоверчиво, словно чужие, рассматривая едва заметно подрагивающие пальцы. "Чувствительный идиот", - усмехнулся он, ощущая, как внутри, мешая дышать, все туже натягивается несуществующая струна. Стиснув крышку багажника, Алекс хлопнул ею с гораздо большей экспрессией, чем того требовала ситуация. В тихом послеполуденном безветрии хлопок прозвучал, как выстрел, сливаясь со стуком тяжелой входной двери. На пороге появилась обескураженная Меган.
- Странно. Ее там нет.
Алекс медленно-медленно выдохнул, выравнивая дыхание, а потом спросил со всей возможной иронией, на которую сейчас был способен:
- Значит ли это, что мне можно стряхнуть с себя груз обязательств и бесславно бежать с поля боя?
Это прозвучало так неловко, глупо и неубедительно, что Алекса просто затошнило от омерзения. Он нахмурился, изо всех сил пытаясь "собрать лицо", но проклятая жалкая улыбка, его клеймо и позор, всегда предательски выдающая его слабость, никак не сходила с закушенных губ. Алекс поспешно отвернулся, бездумно вдвинул расшатанную металлическую ручку чемодана в пазы, потом снова выдвинул…Он просто себя накрутил. Меган права – незачем было начинать эту скорбную песнь. Все, уже все…Боже, это же просто девочка, глупенькая, восторженная, эмоциональная, смешная… Такая же, как и все…Он попытался вспомнить хоть одно лицо тех женщин, что толпились у служебного входа после "Личных опытов" или тех забавных школьниц, что, стесняясь и хихикая, просили у него автограф на съемочной площадке. Но память подсовывала бесконечную вереницу глаз, радостно округленных восторгом узнавания и одинаково бессмысленных, рты, расплывшиеся в глуповатых смущенных улыбках, череду смазанных лиц с опостылевшей печатью сдержанного ожидания… Он все время боялся этой толпы, этих одинаковых улыбок, цепких рук с блокнотами, стереотипных вопросов… Кивал, говорил какие-то вежливые безликие глупости, дежурная улыбка тогда просто прикипала к губам (так что даже в машине, наедине с Ритой, он никак не мог избавиться от ее навязчивой горечи), а сам каким-то невнятным звериным чутьем чувствовал за всем этим узаконенным церемониалом раздачи автографов еле сдерживаемое яростное желание, горячечный пульс погони, казалось, сделай он хоть одно неверное движение, подайся навстречу, приоткройся, и вся эта страстная жажда, прорвав хлипкие заслоны разума, хлынет на него, разрывая и топча… Он вдруг понял причину своего страха – эта неведомая женщина была частичкой того пугающего жадного хаоса, который наполнял пустые глаза и размазывал в улыбках рты. Но если тогда он мог уйти, откупившись заученной любезностью и несколькими невнятными росчерками, то теперь он был обязан выйти навстречу своему ужасу – безоружный и беспомощный… Не имея права скрывать...
Скрывать? – вдруг подумалось ему. А что, собственно, необходимо было скрывать? Смешные привычки? Невзыскательные вкусы? Мелкие и скучные подробности частной жизни, вроде стирки белья или походов по магазинам, где его частенько подлавливали назойливые папарацци? Кому был интересен он, настоящий Алекс Хорман, со своими страхами, противоречиями, смутными желаниями, взглядами, "точками зрения" и размышлениями, в которых наивный пафос (чего он так стыдился) частенько преобладал над логикой? Все спрашивали "что", и ни разу за сорок лет разнообразных интервью никто не спросил "почему"… Смешно, ей-богу… Их интересовал только пестрый коллаж сыгранных им ролей, живые были там – на сцене или экране, а он был просто марионеткой, смешной ожившей куклой, которую скучающий обыватель лениво вертел в пальцах - надо же, умеет… И все вопросы, так долго казавшиеся ему назойливым вмешательством в личную жизнь, вдруг оказались просто банальным подтверждением того, что образ, воплощенный на сцене, имеет под собой пусть скучную, но взаправдашнюю основу… Как тычки в живот, как подергивание за ниточки… И на кой тогда нужен железобетонный статут секретности вокруг пустого места? К чему все эти надуманные страхи? Придите и насладитесь…
Маленькая твердая рука легла на разболтанную ручку, прервав его бессмысленное занятие.
- Не дури, - устало бросила Меган, - Пойдем, покажу тебе дом.
Дом оказался декорацией не только снаружи. Стенные панели и тяжелые потолочные балки темного дерева, мягкий золотистый свет, подчеркивающий теплую глубину фактурных кремовых обоев, тяжелые портьеры глубокого шоколадного оттенка, слегка потертый диван, глубокое вольтеровское кресло в гостиной возле камина, выложенного тем же слоистым серым камнем, что и стена, в которую он был встроен, массивные книжные шкафы; строгая столовая, обширнейшая кухня с плитой под медным колпаком и медной же, начищенной до зеркального блеска утварью, развешенной по стенам; узкая темная лестница с ажурным узором точеных перил; маленькая спальня с веселыми цветочными обоями, немного сглаживающими полумрак от тени, которую давала низко нависающая крыша - все это казалось слишком усердной и оттого ненатуральной попыткой изобразить традиционное английское жилище.
Алекс бродил за Меган, пропуская мимо ушей ее обстоятельные комментарии. "Подгадали", - сардонически хмыкнул он. Типичный английский дом… А ему, видимо, отводится роль типичного английского джентльмена – собирательный образ из вереницы персонажей нескончаемой викторианской эпохи. Английский аттракцион… Что ж… Вы жаждете откровенности? Вы ее получите! Он всегда ответственно подходил к своим ролям. Вы узнаете обо всем, что вас так волнует – любимые книги, обожаемый чай, во сколько он ложится вечером и что любит есть на завтрак. Придите и насладитесь! Придите и насладитесь…
И все-таки, при всей своей наивной демонстративности, дом был невероятно теплым, мягким – располагающим к неспешной беседе, спокойному безделью за чашечкой чая или просто бездумному созерцанию огня в камине. Уютный и привычный, как старый твидовый пиджак, он словно становился твоей неотъемлемой частью,незаметно обволакивая томной ленью, усыпляя иллюзорностью незыблемости и постоянства, околдовывая, заманивая, покоряя... И даже воздухздесь пах знакомо – чуть пряной тягучей сладостью – табака? шерри? - сливаясь с едва уловимым сухим сладковатым запахом старой бумаги…
- Ну как тебе? – на мгновение обернулась Меган, когда, бросив вещи Алекса в смешной девически нежной спальне, они спускались в гостиную.
- Немного чересчур, - сдержанно усмехнулся он, похлопывая ладонью по перилам, - Интересно, какой же безумец решился на такой отчаянный шаг?
- Какая разница… Дом все равно собираются продавать. Видимо, посчитали, что твое легендарное пребывание здесь создаст этому райскому уголку неплохую рекламу, - рассеянно пошутила Меган, выглядывая в окно, - Да где же она, наконец? Я не могу больше ждать…
- Ты что, бросишь меня тут одного?! – паника в его голосе была столь явной, что Меган удивленно обернулась, оторвавшись от созерцания садовой дорожки.
- Давно ли ты начал бояться одиночества? – она подошла ближе, внимательно вглядываясь в его лицо, - Алекс… - она коснулась его пальцев, но он отдернул руку и торопливо отошел к окну.
- Все. Я устала, -голос Меган за его спиной звучал напряженно, - Ты на месте, твоя неугомонная собеседница, думаю, тоже не отправилась в Россию пешком и… и все. Больше я не обязана увещевать, уговаривать, успокаивать… - Алекс слышал ее шаги, шуршание, невнятную возню… Но рядом она возникла совершенно бесшумно, так что он невольно вздрогнул, почувствовав легкое прикосновение к плечу.
- Возьми, - она протянула ему страничку, вырванную из молескина. Он не оборачиваясь, взял у нее листок, слепо скомкав его в кулаке. После минутного молчания Меган произнесла еще более натянуто:
- Тут все ее данные. Мне пора. Если что.. ну ты знаешь… И возьми себя в руки, ради Бога! – не выдержав, выкрикнула она в его напряженную спину. Алекс никак не отреагировал, безмолвным изваянием замерев на фоне окна. Меган еще несколько минут смотрела на него, кусая губы, потом подхватила сумку и почти выбежала из дома. Стук захлопнувшейся двери хлесткой пощечиной прозвучал в сонной тишине.
Алекс в каком-то странном равнодушном оцепенении, пришедшем на смену недавнему ознобу, продолжал наблюдать, как она, оскальзываясь, бежит по мокрой дорожке, раздраженно хлопает легкой деревянной дверцей, так, что та еще несколько раз судорожно отскакивая, бьется о косяк, швыряет сумку на сиденье, которое недавно занимал он сам, забирается в машину, путаясь в своем вишневом длиннополом пальто… Когда машина скрылась из поля зрения, он еще несколько минут бездумно смотрел на сонную дорогу, стискивая в кулаке бумажный комок, а потом разлепил судорожно сжатые пальцы.
«Все сведения» оказались двумя строчками, написанными мелким острым почерком Меган – имя и возраст.
- Очень содержательно, - пробормотал Алекс, пробегая глазами по острым мелким буковкам, - Ну спасибо Вам, миссис Брукс… - он снова сжал руку – листок послушно сложился по старым складкам, но Алекс, сам того не замечая, скатывал его все туже и туже, зажав между напряженных ладоней. Он все так же продолжал стоять у окна, бездумно глядя на мокрые булыжники садовой дорожки, кукольную оградку, беспризорные кусты, взлохмаченные порывом внезапно налетевшего ветра, и с легким удивлением ощущал растущую внутри него пустоту – как-будто он действительно глубоко вдохнул, прежде чем погрузиться в эту пушистую, сонную тишину чужой жизни. Вдохнул, чтобы навсегда прекратить дышать…. Ни тревог, ни раздражающей дрожи, ни страха – только маленький тугой бумажный шарик, в который превратилось его замершее сердце, в бездумном ритме прокатывается меж стиснутых ладоней – все тише и тише, тише и тише… За окном внезапно потемнело – из-за крыши, приминая мир промозглой тяжелой сыростью, выползала сизая туча, в окна зябко хлестнуло снежной крупкой, тонкие ветки кустов, приглаженные ветром, тревожно царапнули стекло, прежде чем распластаться по земле. В доме тоже потемнело,комната словно сузилась, наполнившись мглой, но как ни странно, стало еще уютнее – тишина легла на плечи почти осязаемой серой тенью. Алекс разжал ладони – бумажный мячик торопливо скатился на пол и замер в шоколадных портьерных складках. Казалось, и сердце замерло вместе с ним пугливой рыбкой в этом давящем омуте серых теней и безымянного покоя. Алекс вздрогнул всем телом, сбрасывая страшный засасывающий морок, торопливо шагнул к торшеру у дивана, нащупывая холодными пальцами шнурок выключателя, размотал шарф, швырнув его в теплый круг света на потертой обивке, и почти взбежал по лестнице, распугивая громкими шагами призрачные тени. И вот тогда внизу хлопнула дверь…
"…и тогда я спрошу... Спрошу обо всех спектаклях, которые мне не суждено увидеть, спрошу о сорока годах в британском театре, спрошу, в чем истинный смысл "Обеденной песни", cпрошу, любит ли он "Вересковый мед" Стивенсона и если да, обязательно попрошу прочесть... Спрошу любит он собак или кошек и не досаждают ли ему люди, и как он относится к одиночеству... Спрошу, чья была идея снять убийственную пародию на романтические бредни викторианских барышень, и что он любит из английской литературы, и не устал ли он от череды разномастных английских джентльменов... Наконец-то узнаю, любит он чай или кофе, и как ему "Винни-Пух", и о программе лейбористской партии... И ни слова о мальчике-который-наконец-то!... Спрошу, как можно так бездарно снимать кино о России, спрошу, видел ли он нашего "Шерлока Холмса", и вообще, видел ли он спектакли хоть какого-нибудь русского театра, о его предпочтениях в живописи и, наконец, о том, что он написал себе шестнадцатилетнему....
И конечно, я буду рассказывать... О безумных российских фанатах, о том, как я писала отзыв на один из его фильмов, судорожно от раздирающей меня боли вдавливая кнопки в клавиатуру, как жалко, жалко до спазмов в горле мне было его смертельно раненого одиночеством героя в "Обеденной песне", о своем беспомощном стихотворении на тему этого фильма, о сто тридцатом шекспировском сонете, о том, что я не люблю современный театр и люблю детские книжки с красивыми картинками...
Я буду мучать его чтением русских стихов - своих в том числе, расскажу, как я пыталась поступить в театральный и как, слава Богу, меня туда не взяли, расскажу, как хохотала над "Четырьмя йоркширцами" ("...Никак явление Христа народу..."), как я фанатею по английской классике, и бесконечно буду трындеть про свой ободранный город, ничего не приукрашивая....
...а еще я расскажу ему, как он похож на кошку.... Он точно так же, как кошка, одновременно раскрепощен и собран, мягок и недосягаем; все его движения чисты, мягки и выверенны с точностью до... не знаю, в чем измеряется точность движений)))... Это удивительная ленивая грация, это про него можно сказать: "Если ты большой - принимай изящные позы"))) О, как он это умеет! Без манерности и наигранности, легко и естественно, как дышать... Он располагает к себе... и никогда не пускает дальше им одним установленной границы - словно мягкая лапа упирается в грудь... И даже рот у него кошачий - тонкие уголки губ слегка закругляются кверху неповторимой "кошачьей" улыбкой.... расскажу, какое упоительное удовольствие - смотреть на него, слушать его, словно касаться руками теплого кошачьего меха, ощущая под пальцами щекочущую вибрацию ЖИВОГО..."