Я настолько утончённый,
что клейма уж негде.
Я такой высокопарный,
что вдыхаю похоть.
Этих скал породы чёрные
не отмоет небо.
Этих снов напевы странные
так ясны. Но Бог ведь
для того пускал нас по миру,
чтоб с душою пыльной,
пятки в кровь стирая,
обойдя полсвета в грязном рубище,
чаши две свои наполнить поровну –
чёрного и белого. Сильно ль?
Слабо мы
вглубь себя внимаем!
Отвлечённо
наставленья слушаем.
И выходит: Вера завтра –
голая равнина
без восхода солнца,
без воды ручья.
Так приходит
мера правды:
в индивидууме каждом
апокалипсис живёт,
как отец зачал.
Только прежде чем уйти
за предел познанья,
покидая тот постылый эшафот,
пролетит стрелой неимоверной,
обжигая вакуум пути,
свет погасших звёзд –
вчерашнее мерцанье
покидает территорию вселенной.
Без тоски.
Без порицания.
Без слёз.