* * *
Мне уже невдомек, как звенит молодая листва,
Как неловкая тень возвращается в сломленный ворох
Осторожных сестер. И давно запылилась молва
Обо всех, кто мне дорог — я оглох и летуч словно порох.
Все дарил свои зимы, или чем-то болел словно жил, —
Тихо рушились зданья, любовь присыхала к бумаге.
Хриплый лебедь столетья в растресканной тверди кружил,
А потом потемнело – и власть отобрали у влаги —
У чернильной воды, той, которой писал без чернил
На забытой отчизне, отцу в умирающем доме,
Чью рубаху ношу похоронную.
Он-то – хранил,
И забыл, где хранил…
Ну о том ли теперь, ну о том ли
Сожалеть тебе, пепел, в родном и кривом Никуда —
Здесь сочатся цветы через бедную глину провала.
Скоро будет Покров. И чернила отнимет вода,
И сжимая вслепую, забудет, что их отдавала.
Человек-половина, найду развороченный рай –
Там и заживо – мир, там и заново стану покоен –
На пустырном погосте, где жмется седой молочай,
Где утешные тени и эхо сырых колоколен.