• Глиняный цикл •
1. Замысел
Из шелеста и сырости, из прели
овражной мглы
незнаемое брезжится без цели
и похвалы.
Вздымается вне смысла и без пользы,
дрожит, растёт;
отбросит отблеск на речные плёсы,
но миг — он стёрт.
В живом объёме многое не ясно:
сплошной озноб,
неуловимость и непостоянство —
калейдоскоп.
Случайность, что помножена на льдинку
и птичий пух,
сметает неподвижную картинку,
смущая дух.
Так замысел, растёкшийся по щелям,
виясь, дробясь,
увидеть меж собой и воплощеньем
не хочет связь.
Материал, хоть выругайся, сложен,
размыт, как бред,
поэтому исходно невозможен
автопортрет.
Беру, однако, образ, что так зыбок,
рискну ваять —
себя из недомолвок и ошибок
сложу опять.
2. Подготовка материала
Приметы и предчувствия абсурдны,
я им не внял.
Я мял руками чьи-то лица, судьбы —
я глину мял.
Она стонала! В каждом тихом стоне —
века, века.
Чья это плоть легла в мои ладони,
что так мягка?
Позволит ли увидеть, что в начале,
столетий дым?
Чьи помыслы и давние печали
взошли к моим?
Я трезв — я хиромантов дисциплину
видал в гробу!
Но всё же сам вминал в нагую глину
свою судьбу.
О, глиняная дактилоскопия!
Вот — глины ком:
моих ладоней линии скупые
остались в нём.
Они смешались с тысячами линий!
Лежу на дне:
я растворён в кромешной этой глине,
как та — во мне.
С ушедшими сливаться не желая,
себя кляня,
шепчу: «Ты, глина, дышишь как живая.
Верни меня!»
3. Лепка
Дотронулся — и прочь: какого чёрта,
ведь всё не так.
Дрожит, реверберируя, аорта
касаньям в такт.
Надавливая, округляю скулы, —
не ирокез;
глаза невыразительны и снулы —
сменю разрез.
Не в зеркало смотрю — ловлю на ощупь
покрой без швов.
Такая ограниченная площадь,
а что углов.
Когда б навскидку делалось, как фото,
ан не судьба,
и шлёпаются тяжко капли пота
на лоб со лба.
Смещенье угрожает ли потерей,
коль суждено
отправить внутрь недавний эпителий —
пустить на дно?
Я знаю: идентичность невозможна,
искусство — ложь,
и что займёт в итоге место мозга?
Лишь глина, сплошь.
Та глина, сквозь которую в зачатке
мерцал двойник;
в какой и я оставил отпечатки,
и всяк язык.
4. Обжиг
Отправив изваяние на обжиг,
в горнило, в печь,
себя от тепловых воздействий схожих
не уберечь.
Поджаривают будни то и дело,
их чад — что яд:
твердеет иссыхающее тело,
темнеет взгляд.
Пыл не стихает — в сумраке вечернем
от так же рьян;
предательским лобзает излученьем
телеэкран.
Огонь, запечатлённый в алкоголе,
в себя вберу
в плацкартном разухабистом раздолье,
в чужом пиру.
Куда от пиромании укрыться
в разгар страды?
Здесь не напиться даже из копытца
живой воды.
Но жизнь во мне порой подобна вещи,
творенью рук, —
крепчает, если пламя так зловеще
гудит вокруг.
Не сбился бы режим температурный,
не спёкся зной, —
поверхности покроет слой глазурный,
защитный слой.
5. Итог
В итоге — новый замысел, и только.
Попробуй, взвесь!
Мне сладок вздох в отсутствие итога,
как весть «я есть».
«Аз есмь» — звучит, наверное, весомей,
но холодней.
Вот стала же из тьмы физиономий
одна — моей!
А если утомит своя же внешность
в стезе земной,
воображаю, даром Божьим тешась,
себя — сосной.
Излучиной реки с печальным плеском,
обрывом, пнём,
чернеющим на взгорье перелеском,
тропинкой в нём.
Для сущего, как все, служу воронкой:
его черты
в часов песочных горловине тонкой
со мной на «ты».
Простое «быть» всегда удачей значу,
хоть в банке шпрот,
а напоследок наспех присобачу
катрен-экспромт:
«Ореха лист, растёртый в пальцах, терпок,
летуч, как йод,
а в ящике стола — лишь пара скрепок,
и снег идёт».