Она спала со всеми
при живом-то муже,
легко спала со всеми –
даже в грязном душе.
И я подумал, надо
с ней тоже переспать,
ну, может, и не в душе,
мы ляжем на кровать.
Мы ляжем, когда солнце
уйдёт, позвав луну,
когда ночные танцы
завяжутся в дыму.
Когда в том самом клубе,
в разгаре суеты,
одна отдаст другому
парадные трусы.
Завертится всё тело –
и крики будут в ней,
качая, как дрезину,
работая на ней,
я вспомню осужденья
и злобу к ней свою,
кусая её в губы,
совру, сказав: люблю.
Я буду врать и дальше
молчанием своим,
идя по той же тропке,
протоптанной другим.
Идя по перелескам
дорогой боевой,
пока моя тропинка
не кончится другой.
Закончится та ярость,
и в комнате луна
сквозь окна мне покажет
блестящие глаза.
И будет откровенье,
и будет мне позор
за эти осужденья,
за этот гадкий вздор.