Мой мир умирает и я умираю с ним. Со взмахом ладони рушится замок и опадают засовы.
Ну здравствуй тебе, мой милый, святой Серафим... Ты там за меня, вверху, замолвишь слово?
Ты ведь слышишь меня? Говорят, кто грешен, того в небеса не примут. Кто обречён, того уже не спасти. Мне, наверное, мучиться ещё сотую зиму, выбивая/вымаливая из себя стихи.
А в тебе столько света, что невольно режет глаза, и я, знаешь, ещё усердно притворяюсь живой. Ты по буквам слова привык из меня вырезать, я привыкла не чувствовать.
Ни-че-го.