Сосна кривая; и тугой взлохмачен чуб,
как будто только что трепал её Борей за
зелёный чуб… А Облакам давно к врачу б
явиться нужно: в ссадинах, в порезах
багровых их тела. Иные сплошь
покрыты синяками…
«Это – ложь!» –
воскликнет многоопытный читатель
и в клочья стих порвёт. А моралист,
собрав клочки, наклеит их на лист
бумаги, вымолвив: «Зарю хотел, мечтатель,
изобразить, но, видно, кем-то был
избит довольно крепко перед этим.
Когда он взялся за перо, то позабыл
и о Заре и обо всём на белом свете;
больной, унылый, сел в траву; как плети,
повисли руки, опустилась голова
и он упал, и приняла его трава».
Потом, подумавши, добавит: «Он – пьянчуга!
Наверно, пьяный, выпятивши грудь,
затеял драку, оскорбив кого-нибудь,
и был, естественно, избит… Хоть о пичугах
и о зверьках он пишет, – сам, как зверь,
становится, когда вина напьётся;
кричит: ”Я – мыслящий тростник!”. Вот и поверь
такому стихоплёту!.. Мне сдаётся,
что, пьяным будучи, он стал и этот стих
писать!.. Да, в жизни ничего он не достиг!»
17 августа 2014