«Такой вот венок»
Себе, любимому.
I
Негативы такие-сякие
выпирают упрямой строкой,
пробивая спиралью пружины
дерматина культурного слой.
Без забытого нимба избытка
с баснословным свеченьем любви,
приподнявшись над бытом избитым,
надо быть откровенно больным,
чтобы браться за эту работу,
словно бы состоя при делах
маломальски великого рода,
оказавшись в долгах, как шелках
перед жанром смешным от щекотки
в виде пытки «Венком» как-никак….
II
Разомкнув невозможного круг,
из двух смежных миров в сокровенный…
к благу жизни и вечных мгновений
из преджизненных встреч и разлук
если выйти не выйдет, – взойти,
а ступенек не хватит – в полёте,
одолев притяжение плоти,
бестелесной душой вознестись!
Не с природой враждую – средой
неосознанных тёмных желаний,
обречённый на свет пониманья
бессознательной волей слепой
изнутри, а снаружи реальность,
как деревья в бесснежье зимой….
III
Как деревья в бесснежье зимой
эта графика, зрящая в душу…
доставая же пуще всего
там, где райские кущи погуще.
Ненамеренно краски сгущал,
осязаньем лепных ощущений
слепо жил, лез из жил и мельчал
в очертаниях и отраженьях….
С жаждой жуткой живого лица
из оазиса в мёртвой пустыне
наполняются души, сердца
абсолютным желанием жизни….
Дикий холод. Висков полюса
зажимают тисками тоски нас….
IV
Зажимают тисками тоски нас
неизбежность панических бегств,
со стыдом выправляемый текст,
что утратил ключи смысловые.
Сами вещи в раскопах, руинах,
где давно отгоревший поэт
о самой невозможности петь
до сих пор говорит беспрерывно.
Остаётся вконец разориться
в бесконечном разладе с собой:
что творится в душе под рукой
на бездарно отпетых страницах?!
С чем вот-вот предстояло проститься,
не украсить листвой и слезой….
V
Не украсить листвой и слезой
мир торжественных траурных шествий,
беспрерывно терпя произвол
от парадов с изнанкою бедствий.
Вызывающе нагло мычим.
Смерти вроде глотков утешенья:
для презрения больше причин,
чем для смеха на грани прощенья.
Не до подлинной светлой любви,
оставаясь за всё благодарным,
снова быть безнадёжно больным
в вечно юном смещённом пространстве.
Поразив лучшим видом своим,
промолчать бы, потом отыграться….
VI
Промолчать бы, потом отыграться….
Не тревожить свою пустоту:
ищут чем бы восполнить мечту,
вспоминая утраченный праздник.
Если б не было ранних предвестий
и открытия мира в пути, –
ни за что бы в себе не найти
мифа, свыше внушённого в детстве….
Не осталось бы праздничной вести
в отголосках прекрасной среды,
как дыханья самой красоты
слитком всех ощущаемых спектров,
если б не было проблесков светлых
до прилива надежды, весны….
VII
До прилива надежды, весны,
может статься, дожить не удастся:
невозможно дарить, привносить,
за добычу с добытчиком драться.
Без опеки, любви, красоты
зарываешься в гуще кофейной
от презрения, что тут темнить,
в виде жалости без откровений.
В настоящем не смея вдохнуть,
ибо прошлого прах легендарный –
смысл грядущего: стоимость – суть,
отбирающий времени фактор….
Но вперёд недосуг заглянуть:
вне бессмертия время абстрактно….
VIII
Вне бессмертия время абстрактно….
Под угрозой назревшей беды,
без обмана надежды мечты
в сладком шоке предсмертного факта.
Если чувства утрачена тайна,
то какой ни отпущен там срок,
чем бы ни был наш вклад или прок, –
мы нелепы, бессильны, случайны….
Все стремления, жертвы, страданья –
пустота облетевшей листвы:
память смертного тоже, увы,
без свидетельств в момент увядает.
Откровенно на слом созидаем, –
в вечном опыте цели и смысл….
IX
В вечном опыте цели и смысл
выводящего к свету мгновенья,
светоносная ось или мысль
из разряда великих явлений….
Чувства, разум в сердцах «большинства»,
осознавших традицию, почву
от подошвы «ничто» до венца –
вертикали грядущего в прошлом.
От природного мифа в душе
до загадочной сути творенья
при любом кураже, мятеже.
И на каждом витке повторений
замирал на последней меже,
пропадая внутри без движенья.
X
Пропадая внутри без движенья,
словно мумией высохший труп
в пелене примиряющих пут
не дождаться великих свершений!
К недоступным вершинам влекло
одержимым порывом творенья,
но из времени выпавший гений
распластался, что лист под стеклом.
Не прорезавшись, зрение, слух
идеальным довеском пропали.
Оттого, что всего было мало,
при избытке развился недуг
пустоты без конца и начала,
где сужался до проруби круг….
XI
Где сужался до проруби круг,
оттеняя посмертную маску,
«отлучая ладони от рук»,
в силу нежности – страсть от боязни….
Хоть и теплилась жизнь, отмирал
в снах несбыточных, предвосхищеньях,
а в реальности разве что спал,
дожидаясь вот-вот пробужденья.
Если б кто-то меня объяснил
и исправил мои отношенья
с целым миром, что был мне не мил,
да ещё бы внушил убежденья, –
то духовно почившим-таки
не постиг бы азов возрожденья….
XII
Не постиг бы азов возрожденья
без опоры в кругу «большинства,
предваряющей воли Творца,
изумлённого волей творенья,
что уходит уже от контроля,
как ребёнок, имея в себе
и зерно пониманья в судьбе,
и азы выражения воли.
Безусловно, не мы выбираем
хрестоматию встреч и разлук,
уточняющий «дух отрицаний»
и любви-противленья недуг….
И, травой сквозь асфальт прорастая,
не пробились бы зренье и слух….
XIII
Не пробились бы зренье и слух –
понимание в смысле прозренья,
если б страхи брались на испуг,
приводящий ко лжи во спасенье….
В общем бегстве от этих и тех
до отчаянно неотвратимых
средств последних – коронный побег
без какой-либо альтернативы!
Жертва именем славы, добра
с благородной возвышенной целью –
ростовщический прах и навар:
пени – всё настоящее время!
В неоплатных погиб бы долгах,
не умри я в желанном творенье….
XIV
Не умри я в желанном творенье,
ради всходов зарывшись зерном,
то увяз бы в проблемах, как время
в торжестве «однодневочных» форм.
От долгов не избавившись толком,
отсекаясь мечтой, что мечом,
умертвил бы ребёнка и Бога
в подоплёке, и всё нипочём!
Край угла, утончённая сущность….
Что мутовка, сбиваешь из мук
и предсмертных страданий мир лучший
из давно уже выжитых двух,
становясь равнозначным могущим,
разомкнув невозможного круг!
XV (Магистрал)
Негативы такие-сякие,
Как деревья в бесснежье зимой
Зажимают тисками тоски нас, –
Не украсить листвой и слезой….
Промолчать бы, потом отыграться
До прилива надежды, весны….
Вне бессмертия время абстрактно, –
В вечном опыте цели и смысл.
Пропадая внутри без движенья,
Где сужался до проруби круг,
Не постиг бы азов возрожденья,
Не пробились бы зренье и слух,
Не умри я в желанном творенье,
Разомкнув невозможного круг!
Просвет в метафорном затмении
Михаилу Михайловичу («Мойшику»)
Виражи выражения
в плеске «ножей» конькобежца
жестяным полусмехом
сводящего ёлку смычком….
Зашифрован мороз
придыханьем шафранного эха,
и кадят фонари,
расскрипевшись, метельным снежком….
Самым плавным
с осанкой по высшему сану
и гораздо надменней,
чем нужно для дела, кренясь,
заложив руку за спину,
медленно-медленно стану
отрываться в полёте,
легко исчезая из глаз.
______________
Никакое, –
какое поможет, – сравненье
разорвать, как тенёта
метафорный замкнутый круг,
испытать раздвоенье,
потом отчуждение сходу
мира в сердце, ладоней от рук?!
Ни за что на попятный, ребята!
Там, где жив ещё век
календарным безбожным враньём,
в книге детства Клондайком закладок
переложен по рёбрышку
дом, обречённый на слом….
______________
Мандолин удлинённые дольки,
балалаек трёхструнных трень-брень,
стон гитар семиструнных с флаконом
из-под одеколона «Сирень».
Липкий лепет по пуговкам «гласных»
и «согласные» всхлипом басов….
О, баян, поглощающий ласку
карих глазок… какая любовь!
С незабвенным еврейским акцентом
всё, что хочешь, на слух подберёт
на любых вплоть до труб инструментах.
Друг мой, Мойшик, мошенник, вперёд!
Из оружие сдавшего «вохра»,
из чекушечки выбив «сучок»,
на завалинку в валенках мокрых
вдруг шагнёт из окна «ничевок»!
Жалкий, маленький в недрах махорки,
словно джинн из бутылки в дыму
вырывается он из каморки
великаном, пройдя всю войну!
______________
Ба! Да это тот самый Ромео
из четы, потешающей двор
постоянными склоками, местный
балагур, скандалист, бузотёр.
Хитрый лис (без детей в сорок с лишком)
в эмпиреях по-детски парил.
Он и я, семилетний мальчишка,
во дворе нашем равно царим!
Мы богема! На сцене без торга
запершись для азартной игры,
освещённые завистью чёрной
облепившей окно детворы,
нескончаемо ожесточённо,
опускаясь от шахмат до карт,
«до победного…» бились за что-то
выше денег, призов и наград.
В вечер, страха расставивший сети,
прихватив только нож и фонарь,
шли встречать в переулок Джульетту
и подставить себя под удар!
Что нам эта ползучая слава
или «старших» пророческий зуд?!
Но Джульетта встречала скандалом,
обессмыслив опаснейший труд….
Липкий лепет по пуговкам… классно!
И согласные всхлипом басов….
О, баян, поглощающий ласку
птичьих глазок…. Какая любовь!
1978
Фантазии
Сыграй же мне, сыграй, сыграй
на дудочке своей любимой!
По детской улочке предлинной
проложена дорога в рай…
Шагай на небо и играй!
Так, где же вы, минуты-метры,
когда гуляет вечный ветер
и ходит маленький божок
с улицы да на лужок?!
Живых мозаик солнца сеть,
под сенью листьев зною петь,
и мост, как радуга высок,
хотя из серых сшит досок.
Как языком молоть, легко
пройтись над речкой босиком….
Сыграй же мне, сыграй
на свиристелке этой дивной
из горько-сладкой плоти ивы,
и вновь настанет вечный май!
А ивы затаили иней.
О, зелень с серебром смешай
и ничего не обещай.
Всплеск лиственный, блесни мгновеньем,
как будто Жест стихотворенья
до недр души достал шутя
косыми струнами дождя….
По детской улочке предлинной
до гробовой доски шагай….
Четыре дома, два забора…
и распростёрт твой Карфаген….
Рим наступает, словно возраст,
а ты защитник ветхих стен.
______________
Пожары раздувают жабры.
О, пожиратели тайги!
Как втиснутый косяк кеты
в протоку, где вода кипит
в предсмертном нересте… начала!
И грандиозный отсвет палов
на город козырьком упал….
И из-под век полуприкрытых
век продолжаются лучи.
И ангелочек перелётный,
нацеленный, как арбалет,
меня сражает стрелкой тонкой,
бессмертный открывая свет….
1974