По гулким мостовым далеко разносились торопливые шаги запоздалых пешеходов. Город отдыхал после дневных забот, но лавочники и мастера-ремесленники не спешили запирать двери на тяжелые амбарные замки. Ветер подбрасывал вверх обрывки разговоров и раздающийся то здесь, то там смех. Мягкая темнота постепенно окутывала городскую стену и черепичные крыши приземистых старых домов. Но во многих местах она прерывалась большими яркими фонарями из толстого матового стекла. Внутри этих светильников неторопливо танцевали то ли бабочки, то ли рыбы, и от их плавных движений у прохожих становилось теплее на сердце.
На базарной площади, где еще вчера утром расположились разноцветные шатры бродячего цирка, было многолюдно. Жонглеры, высоко вверх подбрасывая кольца и булавы, пронзительными голосами зазывали жителей на вечернее представление. Раскидистые деревья, растущие рядом с площадью, как спелыми плодами, были полны любопытной ребятней. Воздух искрился радостью и опьянял не хуже старого доброго вина из городских погребов. Казалось, весь город собрался в этот вечерний час на площади. Всюду слышались громкие радостные возгласы, пожелания доброго здоровья и веселые песни. Бабочки или рыбы в светильниках покачивались им в такт и светили ярче обычного.
Из одного из многочисленных переулков, стекавшихся к базарной площади, вывернула шумная компания молодых людей. Они уже успели заглянуть в погребок, и поэтому говорили и смеялись громче обычного. Но никто из жителей даже не думал осуждать расходившуюся молодежь. Ведь заводилой и предводителем этой компании был всем известный Руфус Снак, надежда и гордость города. Не будет преувеличением сказать, что свое будущее горожане связывали именно с этим молодым, во всех отношениях выдающимся, человеком. Мало того, что он был невероятно красив, как юный солнцеликий бог древних, так еще и умен, как все старцы Совета, вместе взятые. Правда, пока еще Руфус был обычным студентом, но его замечательные способности выделяли юношу из общей массы товарищей, как редкий яркий цветок выделяется среди невзрачной степной травы. Все знали, что он станет бургомистром, когда через несколько лет закончит свое образование в местном университете. Руфус тоже знал это, и посматривал на земляков свысока. Хотя никогда не отказывался написать малограмотному соседу письмо сыну в далекий край, рассудить спор мастеров-ремесленников, или помочь заключить выгодную сделку купцу. Жизнь представлялась ему веселой забавой, приключением, игрой, поэтому он с радостью брался за любое сложное дело, всегда выходя из него победителем. Правда, иногда, заскучав, Руфус и его компания откалывали довольно злые шутки. Например, однажды ночью они затащили бургомистерскую повозку вместе с лошадью на плоскую крышу ратуши, и, сидя на ветках растущего неподалеку дерева, покатывались со смеху, глядя как утром, толстый, похожий на булку с маком, глава города тщетно пытается стащить с крыши свой экипаж. Или, когда Руфус указал приезжему, прибывшему на лечение к известному лекарю Корнелиусу Рафу, вместо дома доктора - контору гробовщика. И много еще было проделок в таком же духе. Жители, конечно, не одобряли эти выходки и осуждающе качали головами, узнав об очередных шуточках веселой компании, но и мер к шутникам принимать не торопились. Думали – молодые еще, ветер в голове. Повзрослеют, перебесятся и станут добропорядочными горожанами, на радость старикам-родителям. Вот только Снак был круглым сиротой, и радовать ему было некого. Все, что он знал о своих родителях – это то, что когда-то давно его, укутанного в белые кружевные пеленки, подкинули к резным дубовым дверям ратуши. Поэтому и растил его сообща весь город – один день маленький Руфус жил у пирожника, второй у скорняка, третий у аптекаря, и так далее. Конечно, гордый юноша стеснялся своего сиротства, и в душе презирал добродушных и сердобольных горожан, но вида никогда не показывал. Одно Руфус Снак знал твердо – его час еще наступит, и тогда он им покажет.
А пока он со своей компанией беспечно веселился, огорчая строгих университетских профессоров и пугая залихватскими криками добропорядочных матрон с пухлощекими малышами.
Многие из тех, кого он обидел своими проделками, ходили молиться за его беспутную душу в храм Грезящей. И там на них, вместе с мягким светом, источаемым богиней, снисходило спокойствие и умиротворение. Как будто Грезящая говорила людям, что опасаться нечего, потому что рядом с этой мятущейся душой живет большое, доброе сердце, которое никогда не позволит Руфусу совершить злое дело.
В просторный, как будто парящий над землей, храм горожане ходили не только для того, чтобы замолвить словечко за буйного студента. Они любили свою светлую богиню, и шли к ней со всеми горестями и радостями. И каждый получал ответ, наполнявший душу и согревавший сердце. Грезящая никогда не гневалась и никого не наказывала, в отличие от грозных богов, которым поклонялись жители соседних городов. Она светила всем, и люди, стараясь не огорчать ее, сами делались лучше. Им казалось, что Грезящая была с ними всегда и храм ее настолько же древний, насколько стар сам город. Но это было не так. На самом деле он появился всего лишь два десятка лет назад.
Люди чувствовали, что богиня всегда ждет их в храме, в какое бы время они к ней ни приходили. Но саму Грезящую никто не видел, поскольку она была погружена в свет. Лишь иногда особо зоркие могли различить рукав ее узорного одеяния и тонкую белую руку, которой она благословляла прихожан.
Все жители города часто заходили в храм Грезящей, как ходят в гости к доброму другу, чтобы получить совет, помощь, или просто побыть рядом с тем, кто понимает тебя. Лишь нога Руфуса никогда не ступала на шелковистую траву, растущую на полу храма. Он смеялся над жителями, верующими в свою светлую богиню, считая это глупой слабостью и следствием их неразвитости. Юноша верил лишь в знания и собственную гордую силу, ставящую его выше любых предрассудков и упований.
Вот и сейчас он со своей веселой ватагой пробежал мимо источающих мягкий свет дверей храма, даже не обернувшись. Во-первых, Руфусу хотелось посмотреть представление, которое будут давать заезжие циркачи, а во вторых компания уже обошла все винные погребки, попавшиеся по дороге, и теперь страстно желала чего-нибудь напроказить. Молодые люди восторженно глядели на своего верховоду и с нетерпением ждали, когда же он придумает очередную веселую проделку.
И тут на глаза Руфусу попалась старая уродливая нищенка, жившая на самой окраине города. Она робко стояла позади веселых, хорошо одетых мастеровых и матрон с детишками. Казалось, что женщину иссушил ветер пустыни, такими сморщенными были ее лицо и руки, кутавшиеся в дырявый шерстяной платок. Горожане не обращали на нее внимания. Они знали, что эта женщина – немая, и каждый день сидит у храма Грезящей, глядя в небо. Она никогда не просила подаяния, но сердобольные жители города нет-нет, да и торопливо совали в ее сморщенную, скрюченную ладонь кусок пирога или мелкую монетку.
В сузившихся зрачках Руфуса зажегся нехороший огонек. Он толкнул локтем одного из товарищей, указав глазами на нищенку, и усмехнулся. Торопливо сдвинувшись плечами и пошептавшись о чем-то, компания стала медленно окружать старую женщину. Сначала та лишь растерянно и робко улыбалась, видя приближавшихся к ней юношей. Но когда Руфус придвинулся к ней вплотную, и дернул за платок так, что ветхая ткань мгновенно рассыпалась, открывая всем жалкое старое тело в дырявом платье, нищенка отшатнулась. Она обернулась к горожанам, ища помощи, но те были слишком заняты цирковым представлением, и не обратили внимания на тихий стон, вырвавшийся из уст немой. И тогда она побежала, нелепо прихрамывая и пытаясь удержать на груди свое жалкое рубище. Руфус и его друзья последовали за ней. Они давно могли бы настигнуть старуху, но юноше доставляла неимоверное удовольствие сама погоня, когда жертва, жалкая и ничтожная, чует всем сердцем, что ей некуда деваться, но мечется в отчаянной попытке спастись. Старуха иногда оборачивалась, бросая на компанию испуганный взгляд, как будто надеялась, что они пощадят ее и отстанут. Но не тут то было. Руфус торжествующе смеялся и на бегу широко расставлял руки, как бы показывая жертве, что ей не уйти. Друзья Снака уже утомились затянувшейся шуткой, и слегка отстали. Им совсем не хотелось преследовать и пугать старую женщину, которая не сделала им ничего плохого, даже не обругала. Но раззадорившийся парень продолжал свою охоту, лишь с презрением оглянулся на товарищей и сплюнул сквозь зубы.
Так они добежали до самой окраины города, где стояла покосившаяся лачуга немой. Женщина юркнула в свое жилище, но не успела захлопнуть дверь. Хотя, это все равно никого бы не остановило – на ее двери не было ни замка, ни даже задвижки. Руфус ворвался следом и зажал старуху в угол. Он внимательно вгляделся в ее лицо, надеясь увидеть страх и злобу. Но в глазах немой не было ни того, ни другого. Они светились мягким, ласковым светом, как будто проникая в самую суть юноши. Руфус Снак внезапно ощутил сильную боль в груди и испугался. «Ведьма» - выкрикнул он, - «ты прокляла меня!!!». Немая протянула к нему руку и еле слышно что-то прошелестела, как будто позвав по имени. Но он не расслышал ее и подумал, что старая колдунья хочет оттолкнуть его. Рука юноши нашарила рядом что-то большое, прислоненное к стене. Руфус яростно толкнул это на старуху, так, что оно с треском рассыпалось, и нищая, затихнув, сползла на пол. В остановившемся взгляде застыли то ли бабочки, то ли рыбы. Очнувшийся парень с удивлением смотрел на свою руку и то, что было в ней зажато. Это оказался обломок деревянной колыбели.
Руфус растерялся. Он никогда никого не убивал, и убивать не хотел. Парню внезапно стало очень муторно и жутко. Он выскочил из лачуги и помчался к дому Корнелиуса Рафа, в надежде, что знаменитый лекарь придумает средство, как спасти несчастную.
В городе творилось что-то странное. Юноша бежал, и не узнавал улицы, на которых провел всю свою жизнь. Светильники больше не горели. Рыбы или бабочки, светившие в них, исчезли, и лишь осколки стекла, оставшиеся на высоких столбах, казалось, вспарывали грозовое небо. Даже храм Грезящий, всегда светивший ровным тихим светом, погас, и был поглощен и вычеркнут наступившей тьмой. Горожане растерянно шарили руками по стенам домов, не понимая, что случилось, и не зная, как теперь найти свои жилища. В этом хаосе Руфус с трудом отыскал Корнелиуса Рафа. Старый лекарь встретил его неприветливо и сурово. Он долго качал седой головой, а потом поведал юноше, что тот натворил.
Некогда старая уродливая немая нищенка была прекрасной молодой женщиной. Она с нетерпением и радостью ждала рождения своего первенца. Но, вместо красивого здорового младенца, на свет появился урод. И этим уродом был он, Руфус Снак. Мать не отвергла его, она любила своего малыша любым, каким бы он ни был. Но она понимала, что сыну будет очень трудно жить таким в городе, где жители злы и нетерпимы. И тогда женщина взмолилась древним богам, чтобы те отдали младенцу ее красоту и жизнь. Дрогнули небеса, и – свершилось. Так прекрасный подкидыш в кружевных пеленках оказался перед дверьми ратуши. И вот – он собственными руками все разрушил, убил Грезящую и погрузил город во мрак и хаос.
Руфус молча вышел из дома лекаря и побрел в темноте. Если бы она была хоть чуть-чуть менее густой, люди увидели бы по-прежнему прекрасное, но окаменевшее лицо юноши. Как будто в нем осталась лишь душа, а сердце внезапно куда-то пропало.
Так и бродит до сей поры он по городам и весям в поисках утраченного сердца. Иногда, когда он без сил валится на высокую лесную траву, ему кажется, что вокруг – храм Грезящей и его родной город. Но сон уходит, и юноша вновь бредет через жару и непогоду, через пустыни и леса, и шумные чужие страны. Может быть, вы знаете, где найти сердце Руфуса?