ты не ощущаешь того же. и это нормально.
понимание всегда приходит немного позже.
притрагиваясь к святому пальцами сальными,
я тебя тоже.
я тебя тоже.
я тебя тоже.
какой Дон Кихот согласится напасть на мельницу,
когда есть прохладная сангрия перед сиестой?
я становлюсь такой, что уже не верится:
ни врагом, ни невестой.
справедливые муки начинаются с наступлением осени.
смерть ноября красивее рождения марта.
молчание – это тоже в какой-то степени многоголосие,
которое наступит если не завтра,
то послезавтра.
на тяжелом безрыбье и жаба в руках – синица.
удивительно то, что плещется на дне тетрапака.
солнечный свет – горячая тонкая спица
или огнедышащая собака.
большие и теплые животы конечных станций
прячут в себе тех, кто не хочет добираться до дома.
детей, несущих шалфей на дне своих ранцев,
дышащих через нос, который сломан.
много ли тебе нужно, чтобы остаться?
мягких подушек и такого же мягкого хлеба?
разница между кочевником и скитальцем
в том, что над первым всегда материнское небо.
поступки не такие странные, если ты уже мертв.
если об этом есть соответствующая справка.
особенно, если тебя сожрала любовь,
не переставая при этом чавкать.
у меня термиты по коже и дым столбом
каждый раз, когда ты поешь свои песни.
прилипая к стеклу холодному потным лбом
всю мою боль умножай на 200.