Наравне с чужою болью,
не дыша и не крича,
я, побитый пулей-молью
пал на травы сгоряча.
Степь изъята из обзора
непонятно почему
и крадётся чёрный ворон
к изголовью моему.
Будет пир, вино прольётся
и охрипнут голоса,
будоража в небе солнце
над метёлками овса;
над калиной, над рябиной,
над кипреем, чабрецом,
над моим последним сплином,
грубо тронувшим лицо.
И последним поцелуем
в искажённую губу
станет чёрный клюв, не клювик
девы, верящей в судьбу.
Ну, да ладно, всё известно,
тризна кончилась уже,
миномётный выстрел треснул
на последнем рубеже.
И пошли друзья в атаку,
сплюнув горькие слова,
жизнь не полируя лаком,
прикопав меня едва.
Обнимаю твердь земную
ту, что кровью напоил,
и к победе их ревную,
до которой не дожил...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»