Так метет и в засаде
не сидеть, не бывать,
и, к веселой досаде,
впредь по пояс шагать.
И скользнуть возле склона
в белый пух с головой,
с упоительным стоном,
мол, живой – не живой!
Мол, пурга и морозы,
мол, обыденный шок, –
завалился что с воза
на канаву мешок!
Твердь не чувствуют ноги,
страх под сердцем стучит:
в скрытых чащах берлоги
мир сугробов хранит…
И махнешь из урмана,
только пятки сверкнут,
из бездонных и пьяных
свет снегов, что идут,
из бездонных и пьяных,
что и плыть – не уплыть,
чтоб как эти поляны
снова набело жить.