Ночи любви Шахразады. 19-ая и 20-ая ночи

Вера Аношина
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ

Зарделся запад от стыда,
Когда увидел Шахразаду,
Её прелестна нагота…
Рабыня с ней стояла рядом
Со склянкой ароматных трав,
Касалась госпожи несмело,
Волос каскад с груди убрав,
Втирала благовонья в тело.
А дева, разомлев слегка,
В мечтах была в объятьях страстных…
Любовь её так велика,
Что страха нет пред шахом властным.

Заслышав быстрые шаги,
Попятилась рабыня к двери…
Царь раздражён…  Нет, не с руки
Любовью вновь делиться с пери.
Был омрачён известьем день –
Казна пустеет год от года,
Министрам воровать не лень,
Налоги не дают дохода.
Из-подо лба взглянул на ту,
Что так ждала любви и ласки,
И смял со злостью красоту…
Сквозь слёзы продолжалась сказка…

Блуждал наследник по местам, которых он не знал доселе, не сможет выбраться он сам, конь жив едва, сам еле-еле бредёт пустынной стороной без пищи и воды, голодный, вокруг нет хижин, мучит зной… Визирь подстроил это злобный! Вдруг слышит женский плач...  Ну, вот… не он один в пустынном месте. На камне дева слёзы льёт, спросил принц крови честь по чести:
- Кто ты, о, милое дитя? Как оказалась здесь, в пустыне? Давно ль сидишь одна, грустя? Судьба свела не зря нас ныне…
Ответом принц был поражён:
- Я дочь царя из Индмахана. Меня сморил в дороге сон… Очнулась, нет ни каравана, ни слуг, пропали разом все… Как быть? Куда идти не знаю…Отец доверился мурзе, теперь одна я в целом крае.
Коня подвёл к царевне он, подставил ей плечо и стремя, седло для девы, будто трон… Но грусть склонила принца темя…

Погасла дальняя звезда,
Забрезжил свет над старой башней
И Шахразада, как всегда,
Замолкла… страх забыв вчерашний…

ДВАДЦАТАЯ НОЧЬ

Была как бархат, эта ночь,
Рассыпались по небу звёзды…
Ждёт вновь царя визиря дочь,
В глазах огромных грусть и слёзы…
Ещё вчера любви восторг
Теснил ей грудь, дарил мечтанья,
Но (стал свидетелем Пророк!)
Царь силой овладел… С дрожаньем
Она прислушалась… Идёт!
Робея, поднялась навстречу,
И вдруг растаял страха лёд…
Несёт дары царь, рад он встрече!
И Шахразада, опустив
Глаза сияющие, тут же
Упала ниц… Любви прилив…
Царь был опять обезоружен.

- Царевич рядом шёл с конём,
Что вёз царевну… помнишь это?
Но Царь ещё горел огнём,
Вопрос оставил без ответа. 

Они вдруг видят средь песков развалины, руины дома. Царевна спрыгнула без слов, метнулась, видно, ей знакомы те стены… Юноша – за ней, а там, среди камней, разрухи горят глаза в глуби теней, стоит зловонье, кровь здесь, мухи… Не ясно, кто гостей ждёт там, но вид уродлив их, ужасен, змеиный облик – страх глазам, оскал для путника опасен! От вида чудищ задрожал сын царский, бросился к царевне, но деву путник не узнал – пред ним предстал вдруг облик древний весь в струпьях. «О, спаси, Аллах!.. Настал последний час, как видно!». С мольбою жаркой на устах он обратился к жабовидной, упал к ней в ноги и воззвал, просить стал слёзно о пощаде…
(Визиря он подозревал – лишь он мог знать о той засаде).
- О, Гуль, ты можешь хоть сейчас меня убить, напиться крови, но слышится мне царский глас – отец зовёт, кричит от боли…
…Послушать Гуль решила всё ж слова наследника престола и убрала подальше нож: не будет нынче разносола.

- Алеет небо… Погоди,
Я завтра доскажу без спешки…
Царь вновь прильнул её к груди…
Соски её… как два орешка!