Главы из романа.
...Бабушка Володи Летникова, Татьяна Михайловна, была сельчанкой родом из-под Воронежа. В начале двадцатых годов у нее с первым мужем Михаилом Куликовым, которому в ту пору исполнилось уже сорок шесть лет, было две дочери и сын: Люба, Лиза и Павлик, возрастом от трех до семи лет.
В селе семья Татьяны считалась зажиточной, у них был добротный дом, построенный самим Михаилом, ухоженный огород и скот: две коровы и лошадь.
Михаил Куликов – мастер на все руки, и голова на плечах, как сказали бы современники, «хорошо варила», за что односельчане его ценили и уважали.
Включая и председателя, Петра Хлынова, который знал Куликова, когда тот еще был холостым и помог ему сохранить должность, даже больше – не сесть в тюрьму.
А произошло это лет восемь назад или еще раньше, но тот случай до сих пор вспоминают и пересказывают, восхищаясь смекалкой и умом Куликова.
В ту пору колхоз только зарождался и многие его не одобряли, особенно те, у кого было свое хозяйство и которые совсем не собирались его с кем-то делить.
Поэтому всеми правдами и неправдами старались навредить председателю.
Тогда он только начинал работать, молодой и неопытный, ничего не понимающий в сельском хозяйстве и животноводстве.
Как-то Михаил, проходя мимо колхозного скотного двора, услышал доносившиеся оттуда ругань и крики председателя:
– Куда ты смотрел, опять с девками забавлялся? – отчитывал кого-то Хлынов.
– Что молчишь? Отвечать будем вместе, один я под суд не пойду, не надейся, в этот раз не обойдется!
В ответ на упреки председателя, виновный что-то неразборчиво бормотал.
Подойдя ближе, Куликов увидел молодого пастуха, пьяного, едва стоявшего на ногах.
Хлынов безнадежно махнул рукой и повернулся к вошедшему во двор Михаилу.
– Петр Николаевич, что случилось? – спросил Куликов, когда оба пожали друг другу руки, в знак приветствия и уважения.
– Худо Миша, худо, – безутешным голосом отвечал молодой председатель.
– Видишь, быки, наши кормильцы подыхают. Потравили их нелюди, в корма отраву подсыпали. Сволочи…
– Да кто же это Николаевич, как рука поднялась?
Может бычкам какой микстуры или лекарства дать, отойдут еще? – успокаивал Хлынова Михаил, соображая, чем бы помочь.
– Не боись, Петр Николаевич выход всегда можно найти.
Сколько бычков отравили?
– Четыре, Миша, четыре и какие они были здоровые и откормленные! Как будто специально выбирали ироды, чтоб им пусто было.
– Давай-ка, председатель, мы из твоих быков колбасы наделаем, мясо еще хорошее, не пропало, им с правлением и рассчитаешься, небось, там люди нормальные, поймут.
– Дело говоришь, – воодушевился идеей Куликова молодой начальник.
– И как это мне в голову самому не пришло, вот дурень!
– Выдели мне несколько своих работяг, желательно бабенок порасторопнее, чтоб побыстрее было, мяса-то вдоволь, – Михаил знал: медлить нельзя.
Работа закипела, бабы попались с огоньком, быстро разделывали кишки, потрошили их, набивали молотым мясом.
Особенно старалась Нинка Пожиганова, сбитая красавица, «кровь с молоком», изредка бросала на Куликова жгучие взгляды, не отрываясь от работы.
А тот суетился, но не спеша, со знанием дела, подгонял криками то баб, то мужиков, разделывающих громадные бычьи туши, как будто всю жизнь только этим и занимался, и был колбасником или мясником.
Так что работа спорилась на загляденье.
Ближе к полуночи подошел председатель:
– Дальше-то что, Миша? – весь день он выполнял указания Куликова, забыв на время, кто у кого в подчинении.
– Варить будем, Петр Николаевич, колбаску.
Давай, ищи посудину, да попросторнее и числом поболее, не на землю же изделия складывать, это не дело.
– Хорошо. Кастрюли и тазы раздобудем, еще чего-нибудь нужно?
– Конечно нужно, председатель, видишь, мы уже заканчиваем это «грязное дело», помыться бы и остограммиться, а то колбаса пропадет, – с улыбкой произнес Куликов.
– Так это не вопрос, тем более я все предвидел: вам греют воду и где-то через час принесут выпивку и закуску, не беспокойся, я же вижу, как вы уработались.
Весь день без маковой росинки во рту.
– Давай, Николаевич, и вправду мы оголодали, а то сыромятину есть начнем, у нас аж кишки «поют».
Поговорив с Хлыновым, Михаил направился к колхозникам, сообщить об ожидающем их «вознаграждении» за ударный труд.
Через час работа была закончена.
Сельчане, зная теперь, какая награда их ждет, старались изо всех сил, чтобы поскорее сесть за стол.
Застолье длилось часа три. Гулять и что-либо праздновать на селе завсегда умели.
Тосты произносили за все: за бедных животин, за колхоз, за хорошую погоду и за урожай. И
конечно же, за Куликова, за его сообразительность и смекалку, который все это придумал в трудную минуту.
Потом компания изрядно захмелела и стала потихоньку расходиться по домам.
Так Михаил «под шумок» и увел подвыпившую Нинку в свой еще недостроенный дом, а та и не думала сопротивляться.
– Миша, Мишенька, – шептала она, жарко целуя его в губы. – Любый мой.
Едва только переступив порог дома, Куликов больше не мог сдерживать желания овладеть этой пышногрудой красавицей.
Навалившись на Нинку, он до боли сжимал ее податливое тело: грудь, живот, бедра. Раздвинув ей ноги, вошел неспеша, она вскрикнула и прильнула еще крепче.
У Михаила Нинка была не первой женщиной, но такая сильная и страстная ему еще не встречалась.
Любились всю ночь, как будто и не было усталости.
Под утро уснули, как два ангелочка, прижавшись друг другу.
Хлынов тоже не спал эту ночь, сильно переволновался.
И как только рассвело, зычный председательский голос разнесся по всей деревне:
– Бабы, мужики. Хватит спать, быстрее на работу, мясо не ждет.
Ему надо было организовать варку колбасы.
– Идем, председатель, погодь немного, соберемся, – доносились голоса сельчан из своих домов.
Все понимали, что это им на благо.
Михаил с Ниной, ничего этого не слышали. Они проснулись только к полудню и принялись снова целовать и ласкать друг друга.
– Миша, Мишенька – любимый, ненаглядный мой, – с нежностью произнесла девушка.
– Никто мне больше не нужен. Обними меня покрепче и никогда больше не отпускай.
Вот с той поры председатель Петр Николаевич и зауважал Куликова, хотя тот в колхоз так и не вступил, что по тем временам считалось большим преступлением.
Нинке Пожигановой было двадцать пять от роду, работала на ферме скотницей, там, где нужна была женская доброта: ухаживала за телятами и стельными коровами.
Животные чувствовали заботу девушки и отвечали ей тем же.
Нинка для своих лет считалась переростком, так как замуж до сих пор не вышла. Хотя парни у нее были, но судьба как-то не складывалась: то пьяницы, то дурные попадались.
Миша Куликов нравился Нинке: черноволосый, голубоглазый, высокий, но из-за разницы в возрасте, у них все не складывалось встретиться.
Да и Михаил не замечал ее, потому что не был одинок, но и жениться абы-на-ком не хотелось.
Думал, еще время не пришло, да и дом сначала надо достроить.
А тут так все хорошо сложилось. Через три месяца Михаил с Нинкой поженились, она после той бурной ночи была в положении.
Да и сами молодые этого хотели, любили они друг друга очень, особенно Нинка, просто надышаться не могла, не верилось ей, что бог послал такое счастье.
Со дня свадьбы прошло полгода, до Нинкиных родов оставалось уже меньше месяца.
Михаил оберегал жену, жалел как мог, не позволяя работать по дому.
Как-то в один из вечеров, поужинав, Михаил сделал самокрутку, убедившись, что табаку достаточно, взял из печи лучину и закурил.
Хотел выйти на крыльцо, чтоб не смолить в доме, но Нинка его остановила, усадив мужа рядом с собой на лавку, и спросила:
– Миша, как ты думаешь, кто у нас родится, мальчик или девочка?
– Ну, ясное дело – пацан, наследник, продолжатель рода Куликовых, – спокойно ответил Михаил, ему и в голову не приходило думать иначе.
– А если вдруг девка-красавица народится, на тебя похожа? – не унималась Нинка.
– Не дури мне, женушка, голову, я сказал: сынок будет, стало быть – будет. Ванька, Иван Михайлович Куликов, – Михаил нежно погладил большой живот любимой.
– Ну хорошо-хорошо, все понятно, как скажешь дорогой. Скорей бы уже, устала такую тяжесть носить, а может там двойня или тройня? – соскочив с лавки, Нинка рассмеялась, осторожно поддерживая живот.
– Стой, сейчас побью или в угол поставлю, – Мишка лукаво посмотрел на жену, ловко поймал за руку, приблизился к ней и страстно поцеловал.
Так с шутками они и коротали деньки перед родами.
За последние месяцы Куликов достроил дом, и молодые супруги переехали в него.
Михаил закрывал глаза и представлял, как малыш будет бегать по дому, доставляя немало хлопот своим родителям.
В этот момент не было человека счастливее, чем он.
Продолжение http://www.proza.ru/2010/09/29/628