И я давно не знаю, что сказать,
когда дыра, простенок и кровать,
сечения армированных балок,
пустоты плит, надломы старых лаг,
все то, что остается, в двух словах,
от сих, сколь обустроенных, столь малых.
Не вижу, что газета на столе,
разбитые очки в печной золе,
осталась только функция -- строитель.
Потомственный такой Сизифов труд,
который за день в порошок сотрут,
и дальше как хотите, так живите.
Как мы хотели, так любой хотел --
витать среди любимых душ и тел,
витаться в праздник на проезжей части,
витийствовать: поребрик -- Мандельштам,
леса -- монтаж -- не где-нибудь, а там,
где до щебенок раскрошили Счастье,
такую категорию, ага.
Для нового смертельного врага
душа не подготовлена покуда,
но вот плывет -- с фонариком в руке
по жирной мандельштамовой реке
к тебе, мой Брут, к тебе, мой брат Иуда.