Долго горевать, однако, было некогда, так как осенью моя торопливая жена решила купить квартиру. Я сначала не хотел влезать в эту кабалу, но до того упахивался на работе, что в конце концов выматерился, плюнул и, не глядя, подписал документы на покупку жилья. Ипотечная ссуда была расписана на тридцать лет и ежемесячно съедала (и сейчас съедает) одну четвёртую часть наших скромных доходов.
Снова бесконечные походы по рабовладельческим конторам, собеседования, обещания позвонить и ожидание этих звонков. Кроме того я раз в неделю должен был отмечаться на государственной бирже труда. Вот там-то, очень доброжелательно относившийся ко мне русскоязычный служащий, ультраортодокс Миша дал мне направление на фабрику, которая занималась забоем, обработкой и расфасовкой кур. После собеседования с очень серьёзным начальником, который назвал себя доктором Хириком, я был принят контролёром на транспортёрную линию. Мимо носа, со скоростью 70 штук в минуту пролетали подвешенные на крюки, ощипанные куры. Половина крюков через один была помечена синей изолентой, вторая половина – красной. Курицы на крюках с синей изолентой были мои. Я должен был обнаруживать патологию на внутренних органах птичек, кожные заболевания и механические повреждения, и указывать на них сидящим далее женщинам с ножами. Женщины удаляли повреждённые крылья и ноги, а больные печёнки я отрывал и выбрасывал сам. С другой стороны конвейера, напротив женщин, отрезавших курам битые конечности, опираясь на жёлоб из нержавейки, восседал ультраортодокс. В его задачу входил контроль за соблюдением кошрута. И он его таки блюл! От непосильной работы, каждые десять – пятнадцать минут, голова его начинала клониться всё ниже и ниже, пока не упиралась в жёлоб. Тогда какая-нибудь весёлая работница с размаху била по нержавейке мусатом. Рав подпрыгивал, тряс пейсами и неутомимо трудился ещё некоторое время.
И здесь «повезло» мне с коллегами, а может быть виноват был я сам, не умея налаживать отношения с женщинами и не имея привычки гнуться перед начальством, а кто не гнётся, тот, как известно, ломается. Рядом со мной, контролируя продукцию, помеченную красной лентой, сидела ветеринарный техник Ольга. Она же возила меня на работу и обратно на своей машине за плату, равную цене автобусного билета. Ветеринарным врачом, тоже была дама.
Скажу откровенно, не всё у меня стало получаться сразу. Когда же я немного освоился, Ольга взяла привычку уходить на перерывы, потрепаться с подругами, лучшей из которых и была ветврач Аня. Тогда, вместо 35 летящих мимо меня кур, я должен был видеть 70, и, естественно не успевал. Я долго молчал и всё же не утерпел, высказался, хоть и без применения ненормативной лексики, но вполне конкретно. И началось …
Чтобы оценить состояние внутренних органов птичек, я рукой в перчатке выворачивал их наружу и, почти каждый раз слышал за спиной голос доктора Ани,
- Чё ты курЕй за кИшки дёргаешь?!
А тут ещё моё дурацкое пристрастие к поэзии …
Перенимая бесценный опыт,
Мечтая, чтоб вкусно было кому-то,
Я ковыряюсь в куриных жопах.
Семьдесят куриц в одну минуту.
Стих был зачитан коллеге Оле, после чего на работу я стал ездить автобусом, а доктор Аня жрала меня неутомимо. Проработав на конвейере три месяца, я понял, что орнитология и ветеринария – это не моя стезя…
Следующим местом моей трудовой деятельности была маленькая фабрика на окраине Ашкелона, на которой сколачивали деревянные поддоны для перевозки грузов. Здесь мне понравилось. Никаких (простите) женщин, в цеху пахнет деревом, свежими стружками и опилками, мужики – ровесники, плюс – минус 5 лет.
Для начала я был приставлен к станку, который выжигал клеймо фирмы на одной из частей поддона. Работа доставляла истинное удовольствие. Я наслаждался запахом дымка, так как ещё в детстве любимым моим занятием было выжигание на фанере, выпиливание и токарная работа по дереву. Недели через три меня перевели на другой, более сложный станок. На этом полуавтомате сколачивались «ноги» для будущих поддонов и экипаж его состоял из трёх человек. Маленький, щуплый мужичок долго изучал меня, а потом спросил, кося под казака,
- Откель будешь, станичник?
- Из Казахстана.
- Из какого Казахстана?
- Из Южного.
- И я из Южного! Из какого города?
- Из Чимкента.
- Ух ты! И я из Чимкента!
- Оп-па! УРЮКИ! Раздался голос третьего члена экипажа!
- А сам-то ты откуда?
- С Алтая, из Барнаула.
- Тоже не Сан-Франциско!
Вот так я и познакомился с Юрой Кравченко, бывшим главным штурманом чимкентского авиаотряда и Серёгой, бывшим полковником авиации.
Поставив крест на своём зоологическом прошлом, я обрёл, наконец, душевный покой и тихо радовался восьмичасовому рабочему дню, двум выходным, минимальной, но стабильной зарплате, пятнадцати минутам езды от дома и общению с нормальными мужиками. Казалось, что ещё нужно человеку, в возрасте под пятьдесят, начавшему жизнь с нуля в чужой стране? Но кто-то там, наверху, думал иначе …