Лето неспешно подходило к концу

Шумерец

                "...от сильного порыва ветра... как упавшие цветы
                не возвращаются на дерево, так и эти призраки
                покинули душу мою: они стали для меня чужими"
                Габриэле д,Аннунцио.


Лето неспешно подходило к концу
всегда короткое как новелла лето
к вечеру июля – когда забылась дремотой жара
из внутреннего дворика  прохлада ладонью легла
мы сидели лицом к лицу касаясь крыльями ковчега
мало говорили – много пили прибою в лад
почти ледяное вино –  обжигало раковиной
обсуждали очередную картину Джармуша
особенные моменты с Игги Попом
его чеширскую улыбку блаженного
                птица – в наш тесный мирок
                перелетала с ветки на ветку
                неожиданно меняя темы
немного захмелела
нечаянно задевая меня коленом
оставались недвижны
тени на столе
затишьем запечатленный рисунок
сцепленных лозами и ветвями деревьев.


Не подвязанные кусты малины
между такими воспоминаниями ходишь осторожно
собирая в банку спелые, дразнящие ягоды
иногда встаешь на колени
добираясь до самых тенистых – заповедных.

Из шланга выливалась вода тонким ручейком под стебли сухие
          малины витые               как твои пряди
Порой, перехлестнув плотину, выходила из бороздки  земли
проливаясь под ноги, превращаясь в месиво грязи.

В сарайчике для садового инвентаря
было тенисто и душно, так что обострялись запахи
от ее тела исходил терпкий запах, смешанный с землей и пылью
она уже давно должна была выйти, но все медлила
медоточиво скользила меж пальцами
и каждая клетка ее просила
волосы на лобке выгоревшие – мягкие.

…красиво отрешённая
дыхания одни лепестки облетевшие
иберийских бабочек – и придонных ирисов
склонившихся на ладонях падуба
от налетевших кончиков волны
можно сказать – библейски патриаршей.

Столь открытая и доверчивая
                так не могут улыбаться
«Джиоконды»      тёмное отведи
разгоняя  табунщиков мглы
словно Священнописанием.

В резонаторе оркестровой ямы
цикады расправляли надкрылья
шелестели нотными травами
и умолкали при приближении
старинного танца
женщины.


Пишешь на веранде – на лавке – под лампою клаваю
отклоняешься от шаблонов белизны
утрачивая новые возможности для свободы
насколько далеко можно зайти?
и насколько близко приблизиться?
Может к ней?
Чем хороша поэзия – можно бросить все на полуслове
и она не запустит в тебя пепельницей.

В лицо ударила
как ветер с площади
и  откуда-то дальше
из тьмы
так наваха в тростник
врывается сахарно
и падает подкошенный
искривленным пространством ретиарий.

Губы горькие – горькие
глаза – соленые
спутанные волосы
единственная   кто
после секса плакала
обнажая черные глаза пустот.

И сердце чуть пошаливает
писать – наживаясь на любви – на войне – на крови
пришло время хорошее для
да простят пожелтевшие пергаменты
раны не столь глубоки муз. аппарата
что бы бросать туда разменные монеты
все равно – играю
кромсаю на доске лук
морковь – характерный ножа стук
масло разогретое
принимает
оттенок медного кадмия
и лето неспешно подходит к концу.


... кровь
к сож. подпорченная галлицизмами
евхаристический регресс
логической рекурсивной антологии
все рушится словно отступили боги
кто бывал в Беотии знает
                как
пол покачивался под ногами
словно  мы  ступили в лодку.
Где ты нагондонилась
опять с гондольером?
вода казалась зеленой
своими травами туйона
потом мы пересели поближе к темноте
и стали делать разные вещи
некоторые выходили хорошо
а некоторые получались неважно
ближе к глазам и разглядывал
участки кожи ___полупрозрачной
кажущейся безучастной.

…затягивалась и стряхивала пепел вальяжно

к сож.  не умею читать –
                в бездорожье
нет – к счастью среди бумаг
оказалось несколько слов
написал-таки-сяки  косяки
нерестующих кижучей.
                Дань любви? – верности?
простая учтивость «Ремингтону»
подошел – улыбнулся
ты меня клавишь?
потрогал несколько букв
«в а п р о л»  Enter @ «джэ».


и если это То
для чего мы здесь – то
Шекспир – грудастый Тересий
на женском оргазме помешанный
торгующий по утрам кефалью на привозе
медоточиво заплывшие глазки буддиста
с вечной нирваной-сиестой
что ваше пресное тесто
креольского танца рваные раны?
Просто престо – укрощая  каньей – аперитивом

тахтой экзальтированной
фолиантами юбок цыганских
ю-тюбом из тюбика пастой – пастелью – пастелью
на фреске – колбасной нарезкой
то в феске турецкой – то нецке.

Не только цветут
                но и ухой благоухают
                воды присыпанные укропом.

На пике депрессии
покинул родовое поместье
и уединился в драповое кондовое
в тайные глубины глубинки
в ничтожнейшее из ремесел
пробуя стилистические возможности
нежности и
строгие ливни Парфенона
в образе стволов слова трогая.


Рвут – топчут ногами полевые
зашаурмуйте   меня   
полощет
тень нетерпения   топит
Итак приближается Улисс
                Ну – щас будит!

                А мы и не спали с тобой
                а город уже будит.

В последний   час   перед уходом   дня
когда за кромку   леса   сходит   солнце
и нити сапрофитов
верховными жрецами
крылатыми быками Вавилонии
                когтят
Ниневии текст заученный
и скрытой аллюзией на саркофаги
трупов молчаливое золото
золото скифов
зерно звериное
гонит
прорасти в нашей крови
                лето
что неспешно подходит к концу.