Лето неспешно подходило к концу
"...от сильного порыва ветра... как упавшие цветы
не возвращаются на дерево, так и эти призраки
покинули душу мою: они стали для меня чужими"
Габриэле д,Аннунцио.
Лето неспешно подходило к концу
всегда короткое как новелла лето
к вечеру июля – когда забылась дремотой жара
из внутреннего дворика прохлада ладонью легла
мы сидели лицом к лицу касаясь крыльями ковчега
мало говорили – много пили прибою в лад
почти ледяное вино – обжигало раковиной
обсуждали очередную картину Джармуша
особенные моменты с Игги Попом
его чеширскую улыбку блаженного
птица – в наш тесный мирок
перелетала с ветки на ветку
неожиданно меняя темы
немного захмелела
нечаянно задевая меня коленом
оставались недвижны
тени на столе
затишьем запечатленный рисунок
сцепленных лозами и ветвями деревьев.
Не подвязанные кусты малины
между такими воспоминаниями ходишь осторожно
собирая в банку спелые, дразнящие ягоды
иногда встаешь на колени
добираясь до самых тенистых – заповедных.
Из шланга выливалась вода тонким ручейком под стебли сухие
малины витые как твои пряди
Порой, перехлестнув плотину, выходила из бороздки земли
проливаясь под ноги, превращаясь в месиво грязи.
В сарайчике для садового инвентаря
было тенисто и душно, так что обострялись запахи
от ее тела исходил терпкий запах, смешанный с землей и пылью
она уже давно должна была выйти, но все медлила
медоточиво скользила меж пальцами
и каждая клетка ее просила
волосы на лобке выгоревшие – мягкие.
…красиво отрешённая
дыхания одни лепестки облетевшие
иберийских бабочек – и придонных ирисов
склонившихся на ладонях падуба
от налетевших кончиков волны
можно сказать – библейски патриаршей.
Столь открытая и доверчивая
так не могут улыбаться
«Джиоконды» тёмное отведи
разгоняя табунщиков мглы
словно Священнописанием.
В резонаторе оркестровой ямы
цикады расправляли надкрылья
шелестели нотными травами
и умолкали при приближении
старинного танца
женщины.
Пишешь на веранде – на лавке – под лампою клаваю
отклоняешься от шаблонов белизны
утрачивая новые возможности для свободы
насколько далеко можно зайти?
и насколько близко приблизиться?
Может к ней?
Чем хороша поэзия – можно бросить все на полуслове
и она не запустит в тебя пепельницей.
В лицо ударила
как ветер с площади
и откуда-то дальше
из тьмы
так наваха в тростник
врывается сахарно
и падает подкошенный
искривленным пространством ретиарий.
Губы горькие – горькие
глаза – соленые
спутанные волосы
единственная кто
после секса плакала
обнажая черные глаза пустот.
И сердце чуть пошаливает
писать – наживаясь на любви – на войне – на крови
пришло время хорошее для
да простят пожелтевшие пергаменты
раны не столь глубоки муз. аппарата
что бы бросать туда разменные монеты
все равно – играю
кромсаю на доске лук
морковь – характерный ножа стук
масло разогретое
принимает
оттенок медного кадмия
и лето неспешно подходит к концу.
... кровь
к сож. подпорченная галлицизмами
евхаристический регресс
логической рекурсивной антологии
все рушится словно отступили боги
кто бывал в Беотии знает
как
пол покачивался под ногами
словно мы ступили в лодку.
Где ты нагондонилась
опять с гондольером?
вода казалась зеленой
своими травами туйона
потом мы пересели поближе к темноте
и стали делать разные вещи
некоторые выходили хорошо
а некоторые получались неважно
ближе к глазам и разглядывал
участки кожи ___полупрозрачной
кажущейся безучастной.
…затягивалась и стряхивала пепел вальяжно
к сож. не умею читать –
в бездорожье
нет – к счастью среди бумаг
оказалось несколько слов
написал-таки-сяки косяки
нерестующих кижучей.
Дань любви? – верности?
простая учтивость «Ремингтону»
подошел – улыбнулся
ты меня клавишь?
потрогал несколько букв
«в а п р о л» Enter @ «джэ».
и если это То
для чего мы здесь – то
Шекспир – грудастый Тересий
на женском оргазме помешанный
торгующий по утрам кефалью на привозе
медоточиво заплывшие глазки буддиста
с вечной нирваной-сиестой
что ваше пресное тесто
креольского танца рваные раны?
Просто престо – укрощая каньей – аперитивом
тахтой экзальтированной
фолиантами юбок цыганских
ю-тюбом из тюбика пастой – пастелью – пастелью
на фреске – колбасной нарезкой
то в феске турецкой – то нецке.
Не только цветут
но и ухой благоухают
воды присыпанные укропом.
На пике депрессии
покинул родовое поместье
и уединился в драповое кондовое
в тайные глубины глубинки
в ничтожнейшее из ремесел
пробуя стилистические возможности
нежности и
строгие ливни Парфенона
в образе стволов слова трогая.
Рвут – топчут ногами полевые
зашаурмуйте меня
полощет
тень нетерпения топит
Итак приближается Улисс
Ну – щас будит!
А мы и не спали с тобой
а город уже будит.
В последний час перед уходом дня
когда за кромку леса сходит солнце
и нити сапрофитов
верховными жрецами
крылатыми быками Вавилонии
когтят
Ниневии текст заученный
и скрытой аллюзией на саркофаги
трупов молчаливое золото
золото скифов
зерно звериное
гонит
прорасти в нашей крови
лето
что неспешно подходит к концу.
© Copyright:
Шумерец, 2014
Свидетельство о публикации №114091909002