То было давно и от нас далеко,
В глухой Гадаринской стране.
На берег ступил приказавший легко
Улечься ветрам и волне.
И вышел к нему из пещерных гробов
Несчастный с огнями в глазах,
Измученный бесом, покинувший кров,
Ночами кричавший в горах.
Томили его опасения, гнев,
И зависть, и мертвый закон,
И душу терзал, будто козочку лев,
Нечистых страстей легион.
Ни слово, ни цепь удержать не могли
На месте свербящую плоть,
Он бился о камни и ползал в пыли,
Бессильный себя побороть.
В пустыне б ему до конца своего
Скитаться в слезах и в крови,
Когда б от врага не избавил его
Учитель вселенской любви.
Вступился Господь за безумца, сберег,
От скорби его исцелил,
В скрещении водной и пешей дорог
Великое чудо явил.
Он выпас большой над обрывом узрел
Под редким навесом ветвей
И духам жестоким вселиться велел
В копавших коренья свиней.
Метнулись, как тень, Вельзевула сыны,
Как ветер над чахлой травой,
И стадо, победно визжа, с крутизны
Обрушилось в сумрак морской.
А сам бесновавшийся жил в чистоте,
Свободный от прежних невзгод.
Его разумению и доброте
Со страхом дивился народ.
То было давно и от нас далеко,
В глухой Гадаринской стране.
Но чем-то душа смущена глубоко,
В ней что-то белеет на дне.