I
Наркоз весны
и сладкая сирень.
И — «человеком поневоле»
забавно быть.
Вообще:
забавно...
быть.
Нежнейшее
молчанье
телефона.
Скелеты
лестниц.
Лапы бытия.
...Ночью —
странный воздух
со сладкою истомной гарью.
Звезда качается.
Исколотое небо
плывет, темнея.
Жаждет дозы
порозовевшая луна.
— А быть звездою поневоле, —
такая карма как на вкус?
...Когда мы все умрем,
мы станем небом,
беспамятным.
И безмятежным.
(Стеклянная луна
в очередное помутненье
ввергает разум.)
II
Метафоричные крыла
пустырника с валерианой.
(На пустыре
Валериана и Валерий,
Троил с Крессидой,
Шизо с Френей
прогуливаются при луне,
не вспоминая обо мне.)
Отсутствие желаний,
то есть,
желание отсутствия.
(Ты понял?) —
Ergo sum.
Звезда качается.
Под амплитудой дремлют
заводы ЖБИ.
И небо в забытьи
шевелится над бледными домами
из этих И.
Мы, люди,—
там, внутри
желез’бетонных,
шлакоблочных
неистребимых И.
Кругом асфальт и нефть.
Древнейшая органика,
когда-то шевелившаяся плоть
теперь нас всасывает, душит, поглощает.
— Боже, боже,
в каком сверхсмертном
мире мы живем!
— Concrete.
— Бетон.
Слепой безглазой массой.
Вот так конкретика
заглатывает нас,
не оставляя вдоха для абстракций.
— Я разобью луну!
...Отчаянно орут коты.
Их раздирают И.
Луны боится доктор Джекиль.
Испепеленный интеллектуал
не спит за замурованным окном.
Над Ленинским летит ихтиозавр.
Луна, до крови закусив губу...
— Ах, доктор!
Ей не метафору,
ей метадону!..
...Наркоз весны для всех,
включая И.
...Когда я перестану
быть человеком,
я перестану понимать весну.
III
— Привет вам, Шизо с Френей!
Я — скромный реформатор бытия
уединенного.
Пустынник с пустыря,
а попросту —
пустырник,
любивший в прошлой жизни
сладкую сирень.
Метафоричные крыла
расправив,
всем желаю Vale!
Особенно тебе.
1993