Жалки деревья, наряды их ветхи
позднею осенью. Галкам приют –
голые, влажные, чёрные ветки,
те, что с размаху царапают, бьют
серое небо. Лишь рыжие кляксы,
некогда листьев, пятнают асфальт.
Даже у елей, что в миртовых рясах,
кончики игл покрыла сусаль
древнего золота, меди ли, бронзы –
не разобрать, ржа в оттенках грязна,
с охрой сливается, так виртуозно.
Пачкая грифельный, строгий пейзаж,
бурые смолы стекают с деревьев,
плавно вливая себя в чернозём.
Галки охрипли, в старинном поверье –
это ненастье сорвавшимся псом
в город несётся. Нанизаны, словно
угольный оникс на прутья берёз,
птицы. Запутавшись, каждая сольно
громко кричит, бьётся с ветром всерьёз
за оголённые плети, жестоко.
Крик пробирает до самых костей.
Длинные ветви изыскано, тонко
небо стегают. Но птицы в протест
розги цепляют. От наглости птичьей
ветер бушует, как пыль с древних книг,
с прутьев пернатых срывает. Цинично
небо оставив с ветвями одних.
Вицами «серое» хлещет и хлещет,
как ошалелый. Чтоб было больней,
галки врезаются мелкой картечью
в сизые тучи тугих простыней.
Нет, не умышленно, ветер с размаху
бросил наотмашь в болящую высь
столь неугодных, крикливых. И запах
прелой земли над землёю завис.
Тучи от боли скрутило узлами.
Свод потемнел, словно свежий синяк.
Брызнули слёзы. И сильно дождями
небо заплакало. Жалобно так...
(30.09.2014)