Говоришь: «Да ладно, мне трын-трава»,
но внутри просыпается ржавый знакомый голос,
тот, который ты насмерть измучился изживать.
Потемнеет в мире, по окнам ударит морось.
Просыпается ржавый,
сочится и в плоть, и в кровь,
и становится всё бессмысленно, плоско, мимо.
Сострадание, нежность, любовь, красота, добро ;
для него всего лишь дефекты в картине мира.
Все дороги приводят в сожжённый Нероном Рим,
толкования слов – бессмысленны и зловещи.
Это голос космоса слышится изнутри,
это космос осями планет скрежещет.
А потом, воскреснув из полуживых,
набираешь силу, как в мае цветы и травы.
Мир прекрасен снова, с тоской ты опять на «вы»,
и подарки несут волхвы,
и понятен язык травы,
до тех пор, пока не проснётся вот этот, ржавый.