Милая-милая, белая-белая,
словно снежком заметённая Русь,
что для тебя не стерплю я, не сделаю
и от чего ещё не отрекусь?
Совесть забывши, по свету зловещему
как перемётная маюсь сума.
Нет без тебя ни семьи, ни Отечества,
только постылой Москвы кутерьма.
То не звонишь по неделям, то кружишься
лёгкой снежинкой средь ветра и льда,
ищешь свободы, свободой и мучишься,
а в несвободе – другая беда.
Милая-милая, сколько усталости…
Разве такая бывает любовь?
Нет от тебя ни словечка, ни жалости –
только глухая тяжёлая боль.
Впрочем, наверное, и ни к чему было
тратить истёртые жизнью слова.
Видно, ты просто любить передумала.
Что же, на то ведь и есть голова.
Что же ресницы в слезах молча, что же ты
вниз опускаешь, как краешки крыл?
Помнишь? – игрушку, дурацкого ёжика
я для забавы тебе подарил.
И, к сентиментам не склонная вроде,
уши лениво ему теребя,
ты, усмехнувшись, сказала: «О, Господи!
Как же он только похож на тебя!..»
Это так кажется, будто на свете
всё по-серьёзному и без прикрас,
точно на кладбище.
Все мы как дети.
Просто безжалостней игры у нас.
Милая, вечно холодная, белая,
вроде бы церковка – снег по крестам
с птицами… Что для тебя я не сделаю, -
как уголовник, легко не предам?
Имя, фамилию, Родину, отчество –
по'боку ради родного лица.
Страшно. Чего же ещё тебе хочется?
Что же ты ищешь всю жизнь, без конца?
Что же так тяжко, любимая, будто
под беспощадною страсти пятой
сам я уже как почти Андрий Бульба -
самый несчастный книжный герой?
Где б ни была ты – всегда на подмоге
будет тебе над холодной землёй
звёздный мой знак – мой О'вен винторогий -
жертвенный агнец с бараньей судьбой.
Годы пройдут – даже смутно, как в дымке,
ты и не вспомнишь коротких минут
нашей любви. Лишь при имени «Димка»
тотчас мурашки спиной пробегут.
За кутерьмой бытия-сновидения
так безвозвратно рассеюсь во мгле,
что не останется и привидения,
столбика пыли не станет в земле.
Кто я тебе? –
просто встречный, как просто
поезд, бывает, промчится в дымке'.
Просто босой беспризорник-подросток
с тусклой цигаркой в озябшей руке –
там, в темноте, на безлюдной платформе,
ёжась на гиблом осеннем ветру,
тенью мелькнувший в оконном проёме...
плюшевый ёжик на пыльном шкафу