Волосы у нее росли как водоросли,
сеятель вспоминал, самокрутку махря.
Вокруг полыхал оазис, вибрировал хор ослиц,
взыскующих Валаама.
В пыльном углу за простенком висела заря,
прекрасная как реклама.
Кто бросил тебя сюда, где свищет дыра градирни,
в это болото слов, не знающих плуга satora?
Пока ты лежишь голышом на вчерашнем дёрне,
ворон глодает кости старого элеватора.
Стоит ли Pater Noster в одежды рядить пандита,
молвил оратай, лицевой расправляя мускул.
Здесь вам не фригидная Афродита,
но Горгона Медуза в броске, в блеске её корпускул.
Вряд ли отыщется в это лицо заглянуть нахала,
разве Персей какой, Елисей или гений места.
Чье колесо космы водорослей перепахало?
Чьего резца эти статуи, бестии из асбеста?
Где, в конце концов, ваши смоквы, оливы, просо?
Где просодий ковчег, оцинкованный ящик?
Кто папиросой сможет выстрелить в рот матросу?
Только курящий.
Я ухожу, я голодный певец колесниц турусов.
Чем ты питаешься, кстати, пастух горгон?
Всякое. Крылья акрид. Словесный мусор.
Лингва. Суржик. Жаргон.