***
Июнь в закатах и утратах
В горелых гильзах и цветах
В тяжёлых терпких ароматах
Как в складках ткани - свет и страх.
И свет, и страх, и гнёт созвездий,
И чистый запах луговой
Страданье смешано с надеждой
В июньской гулкой кладовой.
Шумят деревья, зреют травы,
Не прекращает бег река
На дно болот в глуши дубравы
Спокойно падают века.
Лишь человек в железной чаще
Скулит и мечется зверьком
И тленом пахнет день вчерашний
Сегодня - скисшим молоком.
С волос до пят весь в гнойных струпьях
И в трупных пятнах до ногтей
Июнь запятнан и опущен
Газетной сводкой новостей.
И мы плывём в зелёной гуще
Под гомон птиц, под посвист пуль
И за оградою зовущий уже приблизился июль…
1997
***
Марго
Дачник несёт с огорода морковь и картошку
Рыбу – рыбак,
Грибник - из леса лукошко.
Круг завершая, в зубах убитую мышь несёт кошка.
Что ж мне тебе принести из полей опустевших осенних?
Весть ли о том, что обещано где-то Спасенье?
Новость о том, что Вечной Весны осталось немножко?
Милая! Знаю - тебя бы устроила больше картошка...
1998
***
Листья упали на плечи как слёзы
Выцветших слов и сгоревшей отчизны
Не разделить в буйном празднике тризны
Между зелёных, багряных и жёлтых.
Праздник и слёзы в цветном балагане
Время подмочено смутною болью
Осень сочится сырою расплатой
За затянувшийся бал новоселья
Тонут шаги в мёрзлом сумраке листьев
Вечер сгоревшую книгу читает
В жёлтом обманчивом свете подъезда
Вертит и мнёт он, и рвёт её в клочья.
1999
***
Мы затерялись на злом полустанке меж временами
Поезд приходит и поезд уходит
и видится пламя,
что бьёт из земли там, где сходятся рельсы.
Тёмный путейщик, едва различимый на фоне заката,
Стрелки сдвигает, мешает составы как стадо,
С лязгом и воем их гонит
в абсолютную ночь циферблата.
***
Прогулки с собакой в ночном облетевшем дворе
В Марьиной роще, тронутой первым снегом.
Пожарная боль листвы, проходящая сквозь подошвы ботинок; простуженный треск стартёра – веку конец!
Последняя осень, как в песенке спето, покорно ложится под ноги. Кончается век – истончается, словно пергамент, качается старый фонарь и уже давно не горит.
Неужто, вот так и закончится этот спектакль, что назван столетьем железным? Злодеи, статисты, устав от повторов, несут околесицу в зал. Портьеры разбухли от крови, от слов и портвейна,
И некому дёрнуть шнурок и озвучить финал.
Октябрь 1999
***
Мише Пробатову
Миллениум
В белый снег впечатаны подошвы
Строчками истерзанного дня
Ждёт земля то ль манны, то ль пороши,
То ль с небес последнего огня
Вот и разменяли мы столетье
Буднично, как стольник в кабаке
На дворе всё то же лихолетье –
Пятачок на сдачу в кулаке.
Не упали на голову звёзды
Каждый вновь остался при своём
Жмётся в подворотне пёс продрогший
С хвостиком, закрученным нулём.
Я в упор гляжу в твои глаза больные -
Жалкий, хищный, старый - новый мир
Я такой же: челюсти стальные,
А душа заношена до дыр.
Проституток визг и вой снарядов,
Две пустых бутылки на скамье...
Здравствуй долгожданный, ненаглядный
Век, где нынче жить тебе и мне!
2000
***
Итог
А когда занесёт белый снег
Все пути, все надежды и сроки
Выйдет в поле Большой Человек,
Как судили пророки.
Он оглянется - пусто вокруг
Ни души, ни огня и ни света
Только сверху летит белый пух,
да скрипит в поворотах планета.
Он измерит шагами её
И найдёт всех тропинок скрещенье
И поставит алтарь как копьё,
Как проросшее в небо растенье.
И молитва уйдёт с алтаря
Вместе с дымом невидимой жертвы
И сгорит без остатка Земля -
Чтоб воскреснуть из мертвых.
***
На бегу, на лету, на краю у судьбы,
Когда первый звонок прозвенел: не к началу - к финалу спектакля
Что из главных припомнится – так и не сделанных дел
среди пёстрой гурьбы дней, прожёванных, как бутерброды в антракте?
Когда в окна стучится война и болезнь, и беда -
вся вселенная словно ремонт в недостроенном доме.
В тёмной кухне вдруг станет светло от сознанья вины
перед всеми за всё.
Грубой шваброй в углу стоит смерть,
Жалким грязным котёнком в другом - жмётся совесть.
2001
***
Не вступить дважды в реку -
Вода бежит прочь
Вряд ли кто сможет здесь подсказать иль помочь -
Хоть по дну проползти на другой бережок,
Где на горке чудесной стоит теремок
В теремке том чудесном, в узорном окне
Мной не житая жизнь улыбается мне
Моя светлая юность, где мать и отец,
Взявшись за руки, молча идут под венец,
Где друзья все живые, готовы помочь
И никто не уходит в безлунную ночь
Где все дети родились и шумно галдят,
Где как праздник встречают восход и закат
Там в высокой светёлке любимая спит
И не будет ни слёз, ни измен, ни обид
И не горя, ни зла - только свет над страной,
Только звон колокольный над синей землёй
Я хотел и себя разглядеть в том окне,
Но какая - то муть очи застила мне
Как дурак, всё стою на другом берегу –
Не могу переплыть и уйти не могу...
2001
***
Дым вылетает колечками - что тебе в нём?
В доме моем за печкою
грустный завёлся гном.
Он и ворчит, и ластится,
и просит: «оставь покурить»;
и на невзрачные пряслица
всё нижет какую-то нить…
Что ты там крутишь, маленький?
Что ты там шепчешь, гном?
Хочешь, я брошу маслица
в крышку с парным молоком?
А он всё ворчит, всё ёжится,
всё смотрит из-подо лба:
«Вычесть, помножить – сложится.
а нитка – твоя судьба…»
2002
***
День прошёл - и, слава Богу,
Год прошёл - хвала с небес!
Мы однажды понемногу
Все вступаем в этот лес
Лес познанья и печали,
Где в сплетении ветвей
Точно помнит о начале
Только древний хитрый змей.
Где ни стёжек, ни дорожек
Лишь туман, коряги, пни,
Буераки, косогоры, над трясинами огни
Ни Вергилия, ни волка,
ни волшебного клубка -
Лишь с ошибками котомка,
да тропинка в облака.
2002
***
Ну, о чём запоёшь
И кого позовёшь,
Когда ветер танцует на Пьяццо?
Шорох палой листвы
Ворох жухлой травы
Всё торопит, зовёт собираться.
Пошумели, поспорили, поразбрелись,
Посветили фонариком счастья
Белоснежные горы остались вдали
Впереди лишь долины ненастья.
Кто ответит, куда продолжается путь?
Кто отыщет конец и начало?
И в которой из чаш обретается суть,
Среди тех, что нам выпить осталось?
Эта полночь стекает в ладони как дым
У прошедшего нет ответа…
И бредём по дорогам своим и чужим
Мы - ослепшие в поисках света
***
Солнечный блик на стене
Ветка сирени в окне
Ласковый дождь в сентябре
Всё это - ноты во мне
Всё это соль тишины
Меж двух касаний струны,
Двери чудесной страны
Под штукатуркой стены
Где души белее, чем снег
Свет из под сомкнутых век,
Плеск очарованных рек,
В которых растаял бег
2003
***
Летний зной, полдневный зной
Пахнет морем и сосной
Пыльной тропкою убогой,
Далью, зреющей грозой
И вся плоть и все предметы
Без души и без лица
Ожиданием одеты
Слова вещего Творца
В знойном сне - оцепененье
Глухо тикают часы
И качаются в сомненье
Мироздания весы
2003
***
Пятна бликов стоят на земле
Ветер солнце листает в траве
Пух кружит во дворах словно сон
О несбывшемся и былом
В полдень тихо качели скрипят,
На скамейках старушки глядят,
Как печет детвора куличи
В дальнем храме горят две свечи…
В сарафане из ситца простом
Босоногая, с русой косой
Дева-лето проходит двором,
Обещая любовь и покой
Как всегда мы поверим тебе
Рыжей таксой в высокой траве
Будем долго бежать за тобой
На свисток переливчатый твой…
2003
***
Андорра ла Велла
Над Испанией чистое небо
Но плывут из-за гор облака.
Колокольчики шепчут о ветре, что придёт поутру из-за гор.
Снег и дождь в феврале здесь обычны -
В городке, что улёгся меж скал,
расстреляв дробь огней по отрогам
вдоль бурливой и мелкой реки.
Коль взберёшься по улице узкой,
забирая всё выше и выше -
скоро кончится роскошь отелей и блестящие зёвы витрин.
На окраине чище и проще -
Вот дома, где живут работяги:
Над изломами крыш черепичных
Дровяной, сипловатый дымок,
Дом последний - корабль под парами
Иль чугунный утюг с рукояткой
Дальше - пустошь: трава да булыжник,
Скалы круто берущие вверх...
Из-за пиков заснеженных, с моря
С головами собак и драконов
Облака наползают на звёзды,
Обещая и дождь и туман.
2003
***
Банские стансы
Под снегом ветки,
Алеют крыши,
Туман над Банско – как отзвук лета
Ты, чакай малко, наступит лето -
Но в этом свете меня не будет…
Пройдет старуха, дымком потянет
Из труб кирпичных над механами,
Всплакнет девчушка в углу за ширмой,
Глоток ракии горчит как память…
И что-то – долу
И что-то – горе
И что-то в сердце горит как свечка
В пустом и гулком старинном храме
Перед престолом,
Над черной речкой…
И сладость боли
И свет прощанья,
И невозможность простой надежды
Ясны, как солнце за облаками,
Как горстка пепла в поддоне печки
Январь 2004 Банско
***
Холст
Блик в сумраке окна и высоки ступени
У лестницы крутой от моря до луны
Хлопочет в волнах свет, и дружат с камнем тени:
Витой ограды, рабицы, листвы.
И вдруг за поворотом сквозь ограду,
ты видишь освещённое пятно:
крыльцо и стол (сентябрьская прохлада
хозяев в дом загнала уж давно)
Но на столе остались в рамке сада-
- в бутылке красное вино, горсть винограда.
Хлеб, помидор и брынзы местный сорт
венчают живописный натюрморт.
Но что это? Чуть в стороне тренога
(свет искоса ложится на мольберт)
Заглянешь вглубь и странная тревога
вдруг от ушей до пяток проберёт.
Там на холсте болгарской звёздной ночью
Все та же ночь - игралище луны.
Разбитые ступени, рабица и тени.
И в блике света тот же стол и виноград –
- о, Боже правый! Будто нет преград
между реальностью и отраженьем:
в углу холста мольберт - в нём ночь и лунных чар движенье;
стол и мольберт - и так до черноты...
Художник пошутил, а ты стоишь столбом, немея,
Как Лотова жена перед ожившим сном.
Сон падает в себя
и каждый миг как к вечности аллея.
Дойти не можешь, отвернуть не смеешь
Так кто ты здесь: деталь пейзажа, морок, ахинея?
Случайный гость, прохожий за холстом?
Варна 2003
***
Тревожный сон
Разбитых капель дом,
окно в овраг, чернеющий за полем,
и по стерне крадётся человек,
шурша, как мышь в горшке с желтофиолем.
Что хочет он найти, кого поймать?
Искусанные локти, запах мёда…
Раскрыты двери, сломана кровать
и ветер очи рвёт, как коршун с небосвода
Безумье, сон, раскрытых карт мираж,
стрела разящая навылет без пощады
Где дом, где свет?
Здесь всё – сплошной муляж:
картонных карликов корявые громады
Лазутчик Опанас, ты враг мне или друг?
Дай лапу мне на счастье, молви слово!
Молчит, сопит, свой прячет тулумбас
и шепчет про себя: «Ништяк, готово…»
2005
***
Стать как пыль под ногами,
Как костёр за рекой
Чтоб своими глазами
Звёзд увидеть покой
Чтоб понять как на плечи
Жизнь ложится ярмом
И как шерстью овечьей
Пахнет день за холмом
Быть как облако в небе
Как листва в октябре
Чтобы времени стрелы
Растворялись в тебе
Чтобы свет невечерний
Просветил всю до дна
Душу, вмёрзшую в землю,
Словно в камень струна.
2004
***
Трамвай с раскрытой дверью,
Прореха в облаках,
Внезапный тёмный ветер,
Ребёнок на руках
И сладость пониманья
Всей горечи земной
Приходит как сознанье,
Что ты ещё живой
Что дед на остановке,
Трамваи и трава -
Не блюда в сервировке,
Не мёртвые слова
Что через тлен и мерзость
невиданных времён
Всё та же в мире дерзость -
Любовь, а не закон
Что ниточка терпенья
Сквозь суматоху лет
Тот стебелёк растенья,
Что выведет на свет.
***
Неярким золотом просвечен,
весь в паутинках и цветах
сентябрьский лес очеловечен,
как победивший смертный страх
монах, что в рясе домотканой
сидит за тёсаным столом
и вяжет толстой ниткой странной -
слова молитв, плоть облаков,
листву, усеявшую землю,
рассветный холодок скамьи,
и эти нищие деревни,
и слёзы жалкие твои…
Наш мир больной и обречённый –
лишь узелок на макраме,
что вяжет осенью прощённой
монах на тёсаной скамье.
2004
***
Протяжный звон разбитых окон,
Тревожный шорох выдранных страниц
Хочу понять: на чём здесь испокон
Висят озёра в анфиладах лиц?
Хочу вместить безумство бытия
В одну строку и сгрызть её дотла
Пусть за спиной бренчит проклятье лет
И лошадь скалится и впереди стена
Бой в замкнутом пространстве - бой с собой
За право жизнь именовать судьбой
Я заблудился по дороге в рай
Скачи же, конь сквозь стену - выручай!
2004
***
Наискосок и прямо
Уходит солнца луч
Но золотистой раме
Он говорит – «Вернусь!»
Вернусь под птичий лепет
С росою на лучах
И крыл зелёный трепет
Прогонит тёмный страх.
И будет день дымиться
Пройдут, мыча, стада
И ночь не повторится
Отныне никогда…
И верю и не верю,
Прошу лишь одного -
Чтоб было вечно чисто
Оконное стекло
***
Где теперь та вода, что текла год назад?
Где теперь та звезда, что упала вчера?
Если знаешь, как выйти в закрытую дверь,
То подскажешь и путь, чтоб уйти навсегда
В белый танец черемух, в густую траву,
В птичью ночь без конца, без ограды и слов,
Чтоб кружилась от счастья моя голова –
Дым созвездий летел от зеленых костров…
Если ж так не бывает и горечь потерь
В той единственной книге, раскрытой для нас
Нарисуй на стене мне открытую дверь,
Чтоб я понял, как выйти без рук и без глаз.
Но останется сад, безмятежный как сон
Он ветвями, как прежде, качнет без меня –
Бесконечный ответ в шуме лиственных крон,
Бесконечная радость в дожде бытия…
2005
***
Дерево, бредущее вдоль по дороге
Свет ручья, и старик присел омыть свои ноги…
Утро птиц, а потом будет вечер жуков и прощаний
Золотые крылья небесных ристалищ
Рассекут пуповину дня, и дитятко-ночь
Обрызгает звёздное небо - от края до края
Подставляй скорей чашку и пей без печали
Хватит на всех звёздного млека:
Деревьям, птицам, жукам, человекам…
Апрель 2006
***
Ты ступай на закат, на закат
Там, где ели уставшие спят
Оглянись на восход, на восход
Там когда-нибудь солнце взойдёт…
Можешь двинуть на север, на юг
Убедишься, что жизнь это круг
А потом возвращайся назад
И ступай на закат, на закат…
Ну а если идти – невмочь,
И от края до края – ночь,
Подожди, пусть взойдёт звезда,
Оттолкнись - и лети туда.
2008
***
Жить в ожиданье трубы Господней -
вот-вот раздастся над миром…
Сначала просто свисток чуть слышный,
зуммер с той стороны: «скоро, скоро»
Так кажется из-за толстых оконных стёкол-
дуга троллейбуса синим сверкнула
Потом ещё и ещё –
- зарница грозы, идущей на город
Вот уже близко гроза – почти во всё небо
А нам невдомёк – ведь грома пока не слышно!
Может быть, ещё пронесёт мимо?
Капли дождя сливаются с шарканьем шлёпок,
грома раскаты тонут в пальбе сериалов…
Только когда расколется небо до края,
стены домов свернутся чулком, кожурой банана
голые, под дождем, среди бесконечных окраин –
поймём ли тогда: был Суд, но нас на него не позвали.
2009
Я не могу почувствовать ткань жизни -
она расползается, словно верблюд на тризне.
Пройдя сквозь игольное ушко,
он сидит на стуле и почесывает брюшко.
С ключом домофона я пытаюсь пройти в метро
Фонарь в вестибюле подмигивает хитро:
- Что, мол, братишка, дошел до ручки?
Еще не такие увидишь штучки.
В голубом вертолете прилетит огурец,
и бесплатно покажет кино про крантец.
Время завхозов и шизофреников
закончится просто: совком и веником.
Гимн Гипермаркету
Великому Ашану посвящается (на правах рекламы)
Когда на город ляжет тень
И кончится базарный день,
И продавцы бегут, задвинув
Засовом двери магазинов…»
Роберт Бернс
Когда закрывается гипермаркет и расходятся последние паломники,
служители культа с серыми лицами зачехляют божницы до утра,
жрицы онемевшими руками снимают кассы,
тогда по залу проходят духи богов: колбасные, сырные, хозяйственные, пивные…
Зоркими пустыми глазами они смотрят сквозь стены – в осеннюю серую ночь: жёлтые фары, ртутный дым фонарей…
Завтра – нет, как и не было вчера.
Есть лишь «сегодня», набитое доверху в тележку, упакованное в пластик, шуршащее полиэтиленом.
Вечное «сегодня» эконом – класса, оно не ведает, где живут звезды, ему невдомек высота и глубина.
Оно твердо знает лишь ёмкость и габариты – колёса богини Логистики
И, конечно,- царицу Цену, рожденную из пены супер-акций.
Боги вездесущи и могущественны. Они воплощаются в йогурт и дезодорант, живут в блоке сигарет и китайской игрушке.
Боги знают, что делают и отблеск их славы горит в зрачках черной гвардии с эмблемой «охрана». «Бывший второй - бывшему четвертому»,- говорят в опустевшем храме воины в чёрные рации. Пусть содрогнутся профаны: здесь вершится культа Марчендайзинга!
Левиты-супервайзеры следят за рабами и богомольцами – не осквернили, не разграбили бы святыни.
Боги строги и прозорливы – их глаза наблюдают отовсюду, их уши слышат урчанье ваших желудков и стук ваших сердец. Их руки как сети и «ритэйл» их аминь.
Добро пожаловать на Большую Распродажу!
***
Завы орган в глуши полей
И было там вотще веселье
Как ярость чёрный соловей
Слетел на скотское похмелье.
И, оклеветанные днём,
В ночи вставали исполины
И доставали языком до нёба
речи соловьиной
Гроза обрушилась, грозя,
Вонзилась в сонные пустыни
И гром по лезвию меча
пришёл на цыпочках с повинной
И кровь органа прорвала
Расставленные ей тенёта
И были ноты, как зола
Из ангельского огнемёта.