Чёрное небо клокочет, как море,
Звёзды трепещут, трясутся, дрожат.
Треть и две трети в убийственном споре
Самого первого мятежа.
Их вдвое больше, борьба безнадёжна,
Нам уготован позорный конец.
Уж чешуёй покрывается кожа,
И молнии бьют – рубец на рубец.
Брат Михаил, мы же рядом летали,
Так почему ж ты решил, что враги?
Но мне ответом лишь взгляды из стали,
Лишь радости рабства славящий гимн.
Чёрное небо бурлит всё сильнее,
Морщит пространство, сдвигает пласты.
Я же не змей, так что ж с моей шеей?
А там, где был нимб, лишь кошмар пустоты.
Видел Господь от меня лишь служенье,
Но не по мне безгласность рабов.
Чувствую пекла грядущего жженье,
И боль надо лбом, от растущих рогов.
Всё отберёт Бог: полёт и величье,
Чтобы не пачкал я воздух крылом.
Так изуродует мне Он обличье,
Чтоб каждый решил, что помечен я злом.
Но только не может ангел быть бывшим,
Мне благодать от рожденья дана.
Пусть вся вселенная гневом запышет,
Пусть упаду до самого дна
Бездны, что вырыли мне на погибель,
Те, кто не сеял, но радостно жнут,
Пусть раскалённый уж ждёт меня тигель,
Всё ж я не сдамся! Неправеден суд!
Чёрное небо всё рьяней бушует,
Вот-вот разметёт полгалактики шторм.
Помню десницу, согласен на шуйю, *
Но в преисподнюю как же? За что?!
*десница – правая рука, шуйя – левая рука.
До своего бунта Сатана сидел по правую руку от Бога.