Я люблю гулять по кладбищу коммунаров,
меж красивых памятников, кипарисов старых.
Тишина выхоленная, коты с золотыми спинами
на траве подстриженной возлегают – сфинксы.
А сегодня, прогуливаясь, пригорюниваясь, встретила
юную, красивую Нину Онилову.
Замешкалась, с ноги на ногу переминаясь,
суетливо думала, с чего начать разговор,
получилась банальщина ещё та:
- Добрый день! Вы совсем ещё юная и красивая,
хоть немного прозрачная, но настоящая!
А, вообще, ветрено нынче, и весна такая ранняя.
Да?
А потом, брякнула глупость, конечно,
- Скажите, пожалуйста, как там?
Где Вы? На небе или же под землёй?
Всё-таки…
«вместе со своим расчётом нанесла противнику значительные потери»
Не обиделась она, ответила.
Вот так:
- Отче наш оказался не отчимом.
Не бранил, не погнал взашей,
Хоть не любит особо Отче наш
Ни лётчиц, ни пулемётчиц – но,
В его светозарной вотчине
Не хватает хороших швей.
Где-то подлатать надобно
над куполком
или пристрочить радугу
высоко,
или тесьму пустить, или
ленту по небу птицелётному,
не пулемётную –
атлас, шёлк.
Ну, чего тебе ещё? Спрашивай.
А у меня слов нет, не осталось совсем.
Тут она мне:
- Не знаешь, как там в Одессе?
Скучаю по Одессе.
- Сложно – буркнула я.
Хотя, нет, не знаю. Ничего не знаю про Одессу.
Море там знаю, есть.
Узкие улочки кривые, зелёные.
И в каждой квартире по машинке «Зингер»
строчат строчат машинки ровно хорошо
тонкое берут батист шёлк
сукно не берут о грубые края
ломается времени игла
замолкают колокола
ржавеют купола
Голову подняла – глядь –
нету никакой Нины Ониловой.
Там, где она проходила,
лежат коты с золотыми спинами.
Ветер длинный, застиранный
шелестя, картавит:
До свидания.
До свиданьица,
Дорогая Нина Онилова.