Знаешь ли: у него после пива и табака, водки, рома и коньяка
Всё же так же легка рука, голос нежен, губы мягки,
Запах слаще, чем у тебя после душа, и по-мужски
Он намного лучше. Я мотаю на ус, вбираю по-воровски
Эту пьяную грацию месячного щенка,
до сих пор не знавшего поводка,
Клоуна, не носившего колпака.
Его пляски, кивки, прыжки, по-пацански резки, дерзки
И по-женски плавны. Штаны ему, худенькому, велики,
но тебе с ним не стоит на перегонки -
даже с форой – нет, не могу запретить – беги,
но ты очень скоро упадешь, сказав, что горят бока…
Не позволь ему, Боженька, превратиться с годами в такого же мудака.
Нет, не то чтоб ты был совсем немыслимым мудаком,
Что-то было в тебе, но после свернулось в ком,
Отлежалось, и этим каменным кулаком
Научилось по капле жизнь из меня выжимать.
Ну, допустим, ты прав: я с ним рядом смотрюсь, как мать,
Но его впору B*Ы*E*Б*A*T*Ь, выпить – не опекать,
Не качать на руках, а позволить себя качать,
Не ломать, крича на него, а под ним кричать,
Уходящую землю цепляя за покрывало.
А потом сладко плакать, зарывшись в его плечо,
Той безумной немыслимой нежностью, нипочем
Не желающей остановиться и сургучом
Залепить мой рот, чтоб секреты не выдавал он…