… И ворочалось тяжело,
и шепталось во сне: постой...
Никуда не ушло тепло –
притаилось за темнотой.
В свете солнечном хоровод
божьи тёлочки завели –
будто лето ещё растёт,
словно цмин, из сухой земли.
Нет ни прузиков, ни акрид –
тишиной небеса полны.
Там, к рассвету лицом, парит
кружевной монгольфьер луны…
Кто-то смотрит (не мы ли?) вниз,
как мышата из сырных скиб,
на мелеющий парадиз,
на багряных и жёлтых рыб.
Открываешь глаза с трудом,
как закрашенное окно,
а вокруг – долгожданный дом,
сочинённый давным-давно,
перехоженный сотни раз
от крылечка до чердака,
где-то выстроенный для нас,
не для жизни – так на века.
Из предутренней темноты
как всегда, в без минуты шесть,
меховые придут коты
и, должно быть, попросят есть,
скажут запросто: выходи,
по дороге боднут башкой…
И запутаются в груди
тоскование и покой.